Ознакомительная версия.
– Киря? – поторопил полковник.
– Боевой отсек в норме. В целом. Правда, торпед у нас больше нет, и прицелы посбивались. Надо настраивать.
– Вера?
– Мы остались без внешней связи, – послышался тихий уставший голос связистки. – Что-то шарахнуло по аппаратуре. Разряд какой-то, что ли.
«Плевок-молния, ток-яд, – подумал Стас. – Так, кажется, называл этот “разряд” Колдун».
– Таня? – продолжал опрос Гришко. – Что с медблоком?
– Раздолбало, но кое-что собрать можно.
– Додик? Я вас всех что, за язык тянуть должен? Как реактор?
«В норме, надо полагать, – подумал Стас. – Если бы попало по реактору, они бы сейчас не разговаривали».
Атомщик не ответил.
– Чего молчишь, Додик? – нахмурился Гришко. И опять не дождался ответа.
* * *
Подземлодку все-таки пришлось остановить на время.
Реактор уцелел. Додик был мертв. Но он был мертв как-то по-особенному. Очень мертв, – Стас сказал бы так.
С рабочего кресла атомщика свисали обрывки страховочных ремней. На полу валялось почерневшее и усохшее, словно обугленная деревяшка, тело. Правая рука и левая ступня отломились. Голова с жиденькими волосами откатилась в угол. Очки разбились. Видимо, все это произошло во время болтанки, устроенной червем-кишкой.
Но, странное дело: лицо Додика почти не пострадало. По крайней мере, можно было различить его выражение. Лицо было спокойным и безмятежным. Судя по всему, смерть была мгновенной.
Открытые глаза Додика невидяще смотрели сквозь людей и предметы, как Стас смотрел особым зрением сквозь обшивку «крота». Может, это тоже какое-то свехособое зрение, недоступное живым?
– Что его убило? – спросил Гришко.
– Можно было бы предположить, что высокая температура, – неуверенно промямлила Таня, осматривавшая труп. – Или мощный электрический разряд. Но глаза и волосы почему-то целы.
Почему-то? Ну да, такая смерть не вписывалась в привычную картину мира. Как, впрочем, и многое другое. По мере их продвижения под землей рамки этой картины размывались все сильнее.
– Что? Его? Убило? – четко проговаривая каждое слово, повторил Гришко.
– Не знаю, – честно призналась Таня.
Медицина порой бывает бессильна не только в лечении, но и в установлении причины смерти. Самый позорный вид врачебного бессилия.
«Я знаю, – подумал Стас. – Бедняга попал под плевок-молнию Олгой-хорхоя».
Вслух он, впрочем, говорить ничего не стал. Зачем?
Интересно, кому теперь будет являться призрак мертвого атомщика: Гришко или ему? Ведь, если разобраться, они оба виновны в смерти Додика. Полковник не повернул «крота» назад, в корни, когда была такая возможность. Стас не смог, или… да, наверное, так будет точнее – не захотел настоять на том, чтобы «крот» повернулся. Впрочем, бедняга Додик – не Илья-Колдун. Вряд ли его призрак будет сильно кого-то беспокоить. А если даже и будет. Под землей, как оказалось, полно всякой нечисти. Так что призраком больше, призраком меньше – не беда.
– Старый глупый еврей, – прошептал Михеич, глядя на покойника. – Какого ж ты хрена так, а?
Глаза компьютерщика блестели от слез.
В последний путь Додика отправили через ДУК-камеру. При этом все присутствующие старательно отводили глаза от Стаса и старались не смотреть на люк с отпечатками его ладоней. Будто и не было ни того, ни другого. Наверное, людям так проще.
* * *
Дальше продвигались медленно и осторожно, хотя никаких опасностей за бортом не было. Только обычная порода – в меру податливая, без пугающих проявлений жизни. Или нежизни.
Да, там, снаружи, все было спокойно. А вот внутри…
На подземлодке царило напряжение. Словно одна из черных ветвистых молний Орхой-холхоя растворилась в воздухе и теперь давила на мозги. После смерти Додика что-то изменилось. Внутренняя связь молчала. Уцелевшие члены экипажа как будто избегали общаться друг с другом. Даже Гришко не отдавал команд и не требовал отчетов.
Смерть Додика угнетала всех. Субтеррина шла на автопилоте. Автоматика вела «крота» к очередной точке всплытия, указанной полковником.
Двигались в щадящем режиме. Гришко берег потрепанную машину и нервы людей. А еще он снова хотел поговорить. Причем разговор намечался не из простых.
Полковник смотрел на Стаса. Хмурый такой, озадаченный, настороженный взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Впрочем, Стас валился с ног от усталости, и ему уже было на все наплевать.
– Мне нужно отдохнуть, – сказал он.
– Отдохнешь, – согласился полковник. – Только сначала я хочу выяснить раз и навсегда, кто ты и что ты.
Стас улыбнулся. Браво, полковник! Попытка отчаянная, заслуживающая уважения, но, увы, совершенно бессмысленная и, мягко говоря, немного запоздалая.
Гришко терпеливо ждал ответа. А какой может быть ответ на такой вопрос?
– Меня зовут Стас, – пожал плечами Стас.
– Не ерничай.
– А большего я не смогу сказать при всем желании.
Гришко недовольно поджал губы:
– Сегодня погиб Додик.
– Разве в этом виноват я? – спросил Стас.
«Разве только я в этом виноват?» – наверное, так было бы правильно.
Его словно не слушали.
– Это многое изменило, – продолжал Гришко. – И может изменить еще больше. В том числе и отношение к тебе.
Пауза. Пристальный взгляд. Странные какие-то намеки. Что мешает говорить прямо, начистоту? Стас решил сделать это первым.
– А почему Додик погиб? – Стас почувствовал, что теряет контроль над собой и своими словами. Это было небезопасно, но это его уже не беспокоило. Просто надоело бояться и беспокоиться. Просто на это не оставалось сил. – Кто не захотел возвращаться в лабиринт, когда еще можно было вернуться?
«И кто не мог убедить вернуться?» – не преминул вставить подленький внутренний голосишко.
Стас поморщился. Гришко тоже. Ну да, неприятные слова, неприятные мысли…
– Нам надо было просто вернуться, – вздохнул Стас.
Для тебя так надо было, полковник, и для меня тоже.
– Возможно, если бы мы вернулись, то блуждали бы по лабиринту до сих пор, – с трудом сдерживаясь, произнес полковник. – А может, уже сдохли бы там все.
Что это? Нежелание признавать свою вину? Тупое упрямство и стремление убедить себя и окружающих в том, что он, полковник Гришко, прав всегда и во всем? Или…
Или – кто знает? – может, действительно, они сдохли бы там все. Все-таки подземный лабиринт, сплетенный из корней мирового древа, нельзя назвать безопасным местом. Даже если по нему ведет Колдун.
С минуту они молча смотрели друг на друга. Стас видел, как Гришко борется с гневом. Пальцы полковника поглаживали кобуру. Кобура, кстати, опять расстегнута.
Ознакомительная версия.
