катастрофическую ошибку – хорошо, что было время все исправить.
– Разверните эти чертовы штуки назад! – завопил я.
Думаю, экипажи такому приказу лишь обрадовались. Тут мне пришло в голову, что я, вполне возможно, совершенно случайно поступил по уму. Случайным образом удалось заставить всех замолчать – а это означало, что я смогу заставить себя услышать.
У меня нет громкого голоса, и я не люблю кричать. Однако выступить нужно было в этот момент самому – такие важные задачи не передашь на исполнение звену ниже.
– Дамы и господа! – крикнул я и вспомнил, что нужно делать паузы подольше, чтобы слова успели дойти до народа. – Видит Бог, вы испытываете мое терпение, но я решил все-таки не стрелять ни в кого из вас. Но что я точно сделаю, если вы не разойдетесь разумно, тихо и мирно, – отдам приказ катапультам потопить корабли в заливе. Мы не произвели еще выгрузку всей провизии, так что большей ее части вы никогда не увидите. Поймите – если нельзя увезти всех, все должны стоять до последнего. И если кто-то решит таранить ворота – клянусь небом, я потоплю все суда так быстро, что никто и свистнуть не успеет. Спасибо за внимание!
В свое время я совершил несколько адски глупых поступков, и этот должен был стать гвоздем коллекции. Если бы хоть кто-то закричал в ответ, если бы хоть одна рука бросила камень, – не верю, что вся имперская армия, в полном составе и в период своего славного расцвета, смогла бы удержать людей от того, чтобы смести ворота и раздавить моих солдат точно муравьев. Что я могу сказать? И это мне сошло с рук, и это сработало. Когда толпа поредела примерно на четыре пятых, я выслал врачей забрать несчастных, по которым успели потоптаться. Для большинства из них мы мало что могли сделать. Просто подумайте о том, что могло бы произойти, – и судите меня соответственно.
Я все еще дрожал как осиновый лист, но нужно было быстро разгрузить эти корабли и отправить их подальше, пока мои сограждане не передумали. Самонадеянно разграбив половину исторических зданий в Городе на предмет произведений искусства, мы набили ими большой склад на Шестой набережной – слава Богу, ничто неподалеку не загорелось. Мне жутко хотелось припереть их всех к стенке и торговаться, пока не добьюсь самой высокой цены из возможных, но времени на это не было; мы просто пихали селрокам в руки наше добро, пока они не начинали пошатываться. Они и так пропустили вечерний прилив, и пришлось уговаривать их встать где-то в море, чтобы из Города их корабли было никак не увидать.
– И, пожалуйста, возвращайтесь, – напутствовал я. – Как можно скорее.
– Само собой, – сказал один из них. – Если ты готов разобраться с последствиями. Неужто ты правда был готов обстреливать камнями своих же?
– Конечно же, нет.
– Угу, – кивнул моряк. – А что насчет нас? Потопил бы, как и грозился?
– Не городи чушь, – сказал я ему, – вы мне нужны.
Вскоре после этого Артавасдус задал мне ровно те же два вопроса, и на оба я ответил утвердительно. Не очень-то хорошо разбираюсь в правде. Что поделать, мне хочется всем понравиться.
Следующий корабль, пришедший в бухту, принадлежал уже не селрокам и привез отнюдь не пшеницу. То было шерденское судно – свое карго оно погрузило в маленькую лодку, которую бросили на произвол течения; ранний утренний прилив прибил ее к берегу – и меня о том срочно известили.
В лодке, в плотно набитых плетеных корзинах, оказались человеческие головы. Кое-какие я узнал – это были торговцы из Селрока, с которыми я разговаривал в прошлый раз, и члены их команды; скорее всего, их братья, племянники и кузены, торговля ведь у них была делом семейным. Какие-то принадлежали совершенным незнакомцам, видимо – другим членам дружелюбного торгового сообщества, захотевшим воспользоваться хорошим случаем заработать, пока есть возможность.
К одной из корзин была приколота записка. Никто не смог прочесть ее – немудрено, ведь написали ее на алаузском, прибегнув к джазигитскому алфавиту: «Надо поговорить». Вот как, подумал я.
Само собой разумеется, ни у кого не оказалось ни бумаги, ни чернил, ни ручки. Кто-то добыл мне тонкий кусочек угля из жаровни. Я нацарапал на обратной стороне записки ответ, затем запросил помощь добровольца; пять гистаменонов всякому, кто отправится на борт шерденов и передаст им проклятую бумажку. Вызвались три человека. Меня так и не перестает удивлять, какие безумные вещи люди готовы совершить за деньги.
Что ж, хороша была овчинка. Амбары не получилось заполнить капитально, но хотя бы больше не беспокоили их удручающе голые полы. Также нам перепало четверть миллиона стрел – что на самом деле не так уж и много, если подумать.
Однако за все в этой жизни приходится платить. Провиант и стрелы стоили мне тех крошек популярности, которые у меня еще оставались в Городе – даже у Тем. Бронеллий и Арраск все еще общались со мной, пусть и в присутствии телохранителей, и работа кое-как продолжалась. Но Лисимах – он все еще любил меня, а я все так же его боялся – не пропускал ни одной возможности предупредить меня, чтобы я не ходил в то или иное место, где прежде чувствовал себя спокойно, один, потому что толпа непременно бы меня узнала и разорвала в клочья. Часовые и чернорабочие обозлены на меня – я ведь едва не заставил их дать залп каменными шарами по улице, полной детей и женщин. Инженеры все еще были на моей стороне, хотя и считали, что где-то я дал маху со своим самоуправством. Слои общества, которые всегда ненавидели меня – члены Палат и государственники, аристократия и именитые торговые семьи, – ненавидели меня больше, чем когда-либо. Я старался не обращать на это внимания, хоть и было сложно.
С другой стороны – стена до сих пор стояла. Превосходная артиллерия, в достатке хорошей воды, некоторый запас еды – всего этого хватало, чтобы продержаться вплоть до часа икс, который так или иначе наступит – если я прав насчет вырученных в Левктре Опунтис осадных машин эхменов; но к этому моменту я еще вернусь. Инженерный полк я переименовал в Первый Имперский полк лучников. Луки и стрелы мы оставили для себя, поскольку лучники находятся дальше от врага, чем другие войска, а мы как раз и хотели, чтобы между нами и охочей до крови ордой Огуза пролегло расстояние побольше. Будучи инженерами, то есть ребятами толковыми, мои подручные быстро разобрались, как луком нужно пользоваться,