От первых мы отбились почти без потерь. Оно, в принципе, понятно, силы быстрого реагирования редко бывают хорошо вооружены. Вернее, не совсем так, может, и неплохо, но всегда легко и с минимальным боекомплектом. Вторая волна была куда опаснее, а третьей подоспела регулярная армия с соответствующей техникой. И тогда за нас взялись уже серьёзно. Шансы на спасение таяли буквально с каждой минутой. Даже если прилетят десантные боты, эвакуировать скоро будет просто некого.
Во время одной из коротких передышек вспомнились слова песни:
На опаленной адом высотке,
В лабиринте Второй мировой
Мы стояли. И рвал сержант глотку
Чтобы брали побольше с собой.
Он кричал, если есть еще пули,
Чтоб не смели беречь для себя.
Эй, братишки, вы что там, уснули?
Смерть лишь одна.
Драка за на первый взгляд никому не нужную, но очень важную высоту. Спина к спине и до последнего патрона. Нас оставалось совсем мало, и впору было вспоминать совсем другую песню.
Даля. Снайпер десантной дивизии
Я сначала не поверила. Даже высунулась из своей новой снайперской точки. Над нашей позицией звучала песня. Причём какая!
Это есть наш последний
И решительный бой;
Было от чего удивляться. Выглядело полным сюрром. На другом конце галактики, на чужой войне, приняв последний бой и не имея никаких шансов выжить, инопланетяне, вместо того чтобы сдаваться в плен, пели "Интернационал".
Откуда?!
Вернее, тут всё понятно. Это Шишкин перевёл на ашжурский, больше некому. Но как он заставил недавних курсантов ожу его выучить? То, что теперь стал целым лейтенантом десантной дивизии, таких прав ещё не давало.
Песня звучала в абсолютной тишине. Небольшой отряд, оставшийся от трёх десантных дивизий, готовился к бою, а враг всё не нападал. Непонятно почему, но точно не от того, что заслушался. Тянулись минуты, песня давно кончилась, но дзыниры по-прежнему чего-то ждали.
Вдруг ожили рации в боевых скафандрах. Но это был вовсе не сигнал нашего флота. Дзыны и не думали снимать блокировку, а сами вышли на связь. Практически все наши в той или иной степени владели дзынирским, но противники заговорили на ашжурском. Никто не требовал немедленной сдачи, вместо этого нам предлагали мирные переговоры.
Зачем? Они и так уже выиграли.
В любом случае от отсрочки никто не стал отказываться. Говорящий почти без акцента, заявил, что мы храбро сражались и теперь можем улетать. Очень щедрое предложение. Интересно, на чём? Или пешком? Оставалось надеяться, что это не шутка. Хотя, с другой стороны, зачем бы им это могло понадобиться? Военная хитрость имела бы смысл против трёх полноценных дивизий, а не против их жалких остатков.
Ответ на возникшие вопросы вскоре появился. Нет, не на тот, который "зачем?", а на тот, который "как улетать?". Я всегда знала, что наш линкор огромен. Неоднократно его видела из истребителя. Но только попытка опустить на поверхность корабль, чья конструкция вообще не предусматривает посадку, показала, вернее, помогла осознать, его реальные размеры.
Гигант завис на высоте чуть меньше полукилометра. Как только дзыниры такую махину вообще в атмосферу впустили? Хотя капитан Стрельцова вряд ли спрашивала разрешения. Не удивлюсь, если окажется, что девчонка даже и не подозревает о невозможности посадки на планету корабля такого класса.
Линкор явно только что вышел из боя, но выглядел при этом странно. Не сразу поняла, в чём дело, а потом вдруг дошло. Обычно при сражении крупных кораблей прилично достаётся не только побеждённому, но и победителю. У их главных калибров удары соответствующие. Наш (название) весь был словно поклёван. Причём очень плотно, будто на него стая хищных воробьёв напала.
Было бы интересно, если капитан всё-таки вздумала посадить линкор. Но нет, не настолько она сумасшедшая. Из наиболее уцелевшего ангара вылетели боты. Зачем так много? Десяток выживших прекрасно поместится и в один. Или дзыниры намерены позволить нам ещё и тела погибших собрать? Оказалось, что да, причём сами же этим и занялись. И не просто так скидывали в кучу, а каждого выносили аккуратно с места боя и с почтением укладывали в челноки.
К нам же перед самой посадкой на бот подошли несколько офицеров, и один заявил, что их командование решило наградить нас высшей военной наградой, орденом "Честь и отвага". После чего вручил каждому по шкатулке. Ну что ж, пригодится для коллекции.
Получить высший вражеский орден — это, несомненно, хорошо, но с напарницей теперь будет серьёзный разговор. Сколько уже летаем на скорлупке истребителя? Война, конечно, дело такое, риск присутствует везде, даже на бронированном мостике тяжёлого линкора. Но пора бы уже и о карьере подумать. В конце концов, воевать на крупном корабле куда комфортнее, а стрелять я и из главного калибра смогу не хуже, чем из пистолета. Тем более я вовсе не прошу Гинтири пользоваться положением, пусть не отказывается от того, что и так предлагают. Момент ведь уникальный, и потом, скорей всего, будет поздно. Подоспеют выпуски военных училищ, и вакансии кончатся. Или война.
Эпилог. Спустя десять лет
Даля. Адмирал
Впервые поднималась на борт своего линкора. Теперь уже именно моего, потому что в качестве полноправного капитана. Меня долго пытались от этого отговорить, но теперь уже поздно. Временных капитанов не бывает, не к месту вспомнились слова напарницы. Кстати, прежде всего Гинтири и пыталась отговаривать. Единственная, кого я ещё могла назвать другом. Она давно уже имела собственный линкор формально того же класса, на каком мы когда-то начинали совместную службу. Официально прошедший несколько модернизаций, а на деле куда более совершенный корабль, засунутый для приличия в подобие старого корпуса.
— Не понимаю я тебя, Даля, — говорила бывшая напарница. — Для тебя карьера всегда была на первом месте, и вдруг такой выбор. Это же тупик! Потерпи ещё немного и получишь наш, ашжурский корабль, причём новенький, а не эту дзынирскую древность.
Напоминать, что уникальный случай стать капитаном давным-давно, когда возникла острая нехватка офицеров, упустила именно она, отказавшись от предложения, я не стала. Правду ей, конечно, тоже не сказала, но и врать не пришлось.