Это самое важное! Только знай – Зарни очень опасен! Он…
– Я уже знаю, что слепец сотворил с Полуночной стражей, – произнес Ширам, и впервые с начала беседы в его лице что-то дрогнуло. – Сегодня же ночью я пойду в лес и убью Зарни.
У Аюра стало холодно в животе.
«Не послал ли я его на верную смерть? И зачем мне кораблик? Я ведь по-прежнему толком не знаю, что с ним делать! А если Ширам погибнет?!»
Бывший саарсан внимательнее посмотрел на него и слегка улыбнулся.
– Не беспокойся, – проговорил он. – Принесу тебе гусли, брат.
– Иди, Ширам, – сдавленным голосом проговорил Аюр. – Да пребудет с тобой Господь Солнце!
Ширам развернулся и направился к дверям. Аюр проводил его взглядом, чувствуя, что глаза вот-вот обожгут слезы.
* * *
Три всадника на вороных конях ехали по ночной дороге среди полей и перелесков. Когда дорога взобралась на пологий холм, тот, что ехал впереди, сделал знак остановиться. Он вглядывался в даль, и безлунная ночь не была ему препятствием. Слева все так же тянулись бескрайние поля срединной Аратты, справа длинным мысом чернел лес.
– Костры, маханвир, – сказал другой всадник, указывая вдаль – туда, где среди темноты леса искрами вспыхивали еле заметные огоньки.
– Вижу, – отозвался Ширам. – Спустимся с холма, повернем направо, в распадок. Там будете ждать меня до рассвета. Хотя, думаю, я вернусь раньше.
– Дозволь спросить, маханвир, – почтительно спросил третий, – почему ты приказал нам остаться? Лес полон людей, у колдуна большая охрана, и мы не знаем, где он прячется. Разумнее идти вдвоем, а одного оставить с конями…
– Я пойду сам, – отрезал Ширам.
Накхи молча склонили головы.
– Если не вернусь к рассвету – возвращайтесь в Лазурный дворец с докладом.
Они спустились в овраг, который Ширам приметил еще с холма. Оставив там людей и коней, Ширам вернулся на дорогу и пешком направился дальше, в сторону леса.
Он вполне понимал скрытое недовольство своих воинов. У накхов было принято ходить на подобные дела по двое, страхуя друг друга, и, по их мнению, Ширам сейчас подвергал себя ненужной опасности. Однако Ширам уже не раз слышал о том, как Зарни отводил людям глаза, понуждая соратников биться между собой. И ему вовсе не хотелось повторения того, что случилось в Лазурном дворце… А кроме того, Ширам просто хотел пойти один. В последнее время все люди, даже родичи, раздражали его. И только одиночество неизменно несло покой.
Темная стена леса приближалась. Этот лес, подобный лапе хищного зверя, вытянутой в сторону Аратты, был хорошо знаком маханвиру. Некогда Ширам проехал его насквозь. Там он сражался с бьярским оборотнем-росомахой, там его едва не убила сестра. Бедная Янди…
Хоть лес находился недалеко от столицы – всего лишь в дне пути, – местные жители никогда не заходили дальше опушки. Лес внушал страх, он считался про́клятым. Поговаривали, в прежние времена там находилась кереметь Матери Зверей – Тарэн и до сих пор воля Исвархи не проникла сюда. Кленовое и березовое редколесье быстро переходило в непролазную еловую чащобу.
Где-то в глубине леса, как утверждали слухи, все еще скрывалось святилище. Может, заброшенное – а может, и нет. В сердце его якобы стоял огромный дуб, увешанный человеческими кожами. Ширам, вспомнив о дубе, усмехнулся. Видел он тот дуб, и никаких кож там не было. Но это прежде – пока в лесу не обосновался колдун Зарни…
Мысль о колдуне не слишком тревожила Ширама. От вредоносных чар маханвира защищали могучие силы – Исварха, земному воплощению которого он присягнул, и Предвечный Змей, его прямой предок. Тем более ему сказали, что слепец тяжко ранен. Аюр выстрелил в него из необычного золоченого лука, который Ширам отлично рассмотрел, хоть и увидел лишь мельком. Зная Аюра, его навык и силу, он понимал – выстрел в упор из такого мощного лука должен был пронзить Зарни насквозь. Так что, скорее всего, Зарни уже мертв – а если и жив, то разве милостью помогающих ему злых духов…
Куда больше заботило Ширама, как отыскать Зарни среди обширной и местами непроходимой чащи. Но и на этот счет у него имелись кое-какие мысли.
Когда огни костров стали заметно ярче, а в воздухе повеяло дымом и запахом еды, Ширам сошел с дороги и начал забирать вправо. Стоянка длинной полосой растянулась вдоль опушки – вглубь леса никто заходить не дерзал. Ширам выбрал место потемнее и скользнул под сень деревьев. Черной тенью он крался мимо костров, шалашей и палаток, слушая долетавшие до него обрывки разговоров. Тут расположились верные последователи Зарни, что пришли с ним из Бьярмы, и другие, что присоединились уже по пути. Хватало и тех, кто явился из столицы, спасаясь от наводнения. В их речах было много тревоги, жалоб, страха перед будущим, слепой надежды на Зарни – и очень мало полезных сведений. Единственное, что узнал Ширам, – раненого гусляра по его собственному приказу унесли вглубь леса, в священное место. Там он, видно, надеялся с помощью духов леса залечить свою рану.
Ширам так и предполагал. Обойдя лагерь беженцев, он углубился в чащу. Вскоре голоса смолкли, и его вновь окутала тишина ночного леса. Чутье и память вывели его на дорогу, ведущую сквозь березняк на запад. Это был тот самый старый тракт – заросшая, но широкая дорога, по которой возвращались остатки Великой Охоты. Прошлой осенью, а казалось – в прошлой жизни…
Впереди послышалось журчание воды, вокруг посветлело. Ширам вышел к броду через небольшую лесную речку. На другой стороне виднелась знакомая сторожевая вежа, окруженная частоколом. Из трубы валил дым, сквозь щели в ставнях пробивался свет. Во дворе заржала лошадь. А вот и люди Зарни!
Ширам быстро оглядел крепостицу, высматривая дозорных на стене, однако не увидел ни одного. Что за беспечность? Вскоре маханвир, перемахнув через частокол, затаился среди дворовых построек. Посреди двора горел жаркий костер, кругом столпились люди. Только бьяры, крепкие парни – верно, те самые доверенные слуги, что повсюду носили слепца на плечах. А где же носилки? Ширам окинул взглядом двор, но длинной лодки, служившей носилками, не нашел.
Бьяры вели себя и впрямь странно. И не подумав выставить сторожей, они сгрудились у костра, боязливо поглядывая в сторону чащи. Ширам уже начал прикидывать, кого бы из них поймать для допроса, когда услышанный обрывок разговора заставил его отбросить эту мысль.
– …и рану перевязать не позволил, и стрелу трогать не дал! Почему? Хоть под крышей помер бы, на постели…
– Ты что несешь? Какое «помер»? Сейчас услышит святой –
