тайной деятельности сестры церковник, оказывается, все же знал. И тут мысли Салкарда встали.
– Была?..
– Была, – подтвердил Охрид. – Она погибла на следующий день после мятежа.
Запиравшая все эмоции шкатулка разбилась. Салкард выглядел потрясенным, выбитым из себя. Его взгляд бродил по лицу Лихтэрда, надеясь отыскать какое-то опровержение. Быть может, что после криков мертвеца его слух повредился и он ослышался, или, быть может, речь шла о ком-то другом.
– Отец сообщил Капитолии о ее отсутствии в день празднования, и на проверку в усадьбу пришла стража императора, – без особых переживаний сообщил церковник. – Вы, наверное, знаете о запертой комнате в нашем доме, куда она никому не разрешала ходить. Оказалось, что то помещение было забито лилиями. Едва завидев дознавателей, Корделия заперлась там, и, к сожалению, задохнулась. Вы знали, что запах лилии опасен, если его долго вдыхать?
Перед глазами мага слишком ярко нарисовалась эта картина. Сердце стиснуло сожаление. Так вот какой у неё был запасной план.
Салкард в непонимании поднял глаза на спокойное лицо человека, у которого его дорогой бог отобрал сестру, но для которого гибель неверного была не большей трагедией, чем смерть назойливой мухи. Он оперся на арку входа и попытался подняться, но Лихтэрд неожиданно закричал:
– Не подходи ко мне!
Светильник в его руке трепетал, юноша был напуган. Он боялся снова оказаться под чужим контролем.
Плакали надежды вернуться в Капитолий. Маг прикрыл глаза и поднял вверх руки.
– Ты сам велел мне уходить, – устало сказал он. – Позволь мне хотя бы для начала встать.
Не сразу, Охрид кивнул, но настороженно следил за каждым неуверенным движением мага.
– Мне нечего больше вам сказать. Уходите, – сказал церковник. Подумав, решил добавить церемониальное прощание. – Да прибудете Вы в здравии.
Вот и всё. Выхода больше не было. Только назад, в грязь. Салкард прикрыл глаза.
Если вышли на Корделию, то вышли и на ставню в Огненных Землях. После этого оставалось только скитаться, доживая свой век с оглядкой за плечо.
Маг бросил взгляд на сияющий на вершине горы Капитолий и положил ладонь на свою шею, на которой бугрились уродливые шрамы. Его уже пытались заставить замолчать – не вышло. Не выйдет и сейчас. Выход ещё был. Алого кулона более не было на шее мальчишки.
– Ваше Сиятельство? – позвал Салкард.
– Да, грешный маг?
– Отрежь себе палец. По фаланге за раз. Раз.
Юноша непонимающе смотрел на то, как поднялась его левая рука, а правая отцепила с пояса дорожный кинжал.
Ужас отразился на лице Лихтэрда, когда нож опустился на первую фалангу. Юнец заорал и рухнул в траву.
– Но ты же меня не касаешься! – в отчаянии закричал Охрид.
– А кто сказал тебе, что для моей магии мне нужно кого-то касаться? Только сорвать назойливый кулон. Стой ровно, не стоит преклоняться перед такими, как я, не правда ли? Я не достоин такой чести.
Салкард размеренно направился к благородному отпрыску, который выпрямился и остался стоять на трясущихся ногах, пытаясь докончить начатое. Лицо юноши было бледным, а глаза широко распахнутыми, когда он поднял взгляд на мага.
– Я знаю тебя! – воскликнул Лихтэрд, вспомнив ходившие по Капитолию легенды. – Ты тот самый мятежник, услышав чей голос лишь раз, человек теряет свою волю! Но тебя казнили!
– Достаточно поздняя догадка, хоть и верная. Насчет казни – глазам бывает сложно верить. Не суетись. И не шевелись лишний раз, – сказал Салкард, которому надоело притворяться. – И, умоляю, не говори, пока не просят. Два.
Ножик опустился, но церковник не проронил ни слова.
Салкард подошел вплотную запустил руку в украшенный изморозью камзол Охрида и достал с таким трудом добытую гроздь винограда, а также печатку, дававшую хозяину возможность без допросов проходить за любые стены.
– Кто здесь? – раздался женский голос.
Из-за домов вышла ранняя пташка – певица-фело́ксени, которая не так давно играла в заезжем доме. Она не сразу увидела всю картину, но, когда увидела, застыла на месте.
– Ваше Сиятельство! – в ужасе воскликнула она.
– Как кстати, не нужно будет тратить время, чтобы кого-то специально отлавливать, – спокойно сказал маг и обернулся к певице, взглянув ей в глаза. – Послушай меня, и сделай и запомни в точности, как я скажу. Благородные Охрид и алькальд оступились на тропе истины, и их действия повлекли ужасные изменения в святилище. Тебе нужно убедить старосту города привести сюда как можно больше белых стражей. Понимаешь?
Она деревянно кивнула. Она не могла отвести взгляда от сотрясаемого судорогами юноши, по лицу которого катились беззвучные слезы.
– Славно, – сказал Салкард. – Кроме благородного Охрида и алькальда, вниз никто не спускался. Ты никого не встречала. Все хорошо. Иди. Сейчас.
Лицо певицы содрогнулось и приняло сперва пустое, а затем слегка обеспокоенное выражение. Будто во сне, она медленно удалилась – искать старосту, согласно приказу.
Маг зашагал в противоположную от нее сторону, чтобы не искушать судьбу. Он делал ставки на то, что если проблема с Безумцем внизу поднимает достаточно шума, то оборона Капитолия ослабнет и он сможет вернуться в город, и, может, проникнет и куда подальше теперь, когда у него была с собой охридовская печатка, а в городе – знакомая, что меняла лица.
Лихтэрд попытался пойти за ним, но понял, что не может – его все еще сковывали слова «стой» и «не говори без спроса». Он замычал.
– А чего ты замер? – спросил его Салкард, оглянувшись. – Работу всегда нужно заканчивать. Нам же нужно показать, какой ужасный дух поселился в святилище. Попробуй начать с глаз, а там, так и быть, дотянись и до горла. Три.
