который был родом из этой самой деревушки. В том сарае сгорела вся его семья. И самое обидное, мы опоздали совсем чуть-чуть, чтобы это предотвратить. А теперь представьте себя на месте того бойца, что это ваши родные и близкие сгорели заживо, потому что нелюдь в человеческом обличье решила захватить себе жизненное пространство. Часть этих упырей мы захватили живьем, после чего казнили их с особой жестокостью. Да-да, именно казнили, так, как они того заслужили, и казнил их тот самый боец, что потерял в той деревне всю свою семью.
Всеми своими действиями я показала, что противник за свои преступления будет наказан самым изуверским способом, что они получат адекватное наказание за свои преступления. Только так, казня их самым жестоким образом за их преступления, мы можем хоть как-то защитить наше население, оказавшееся в оккупации. Только осознание неотвратимости самого жестокого наказания за свои преступления может хоть как-то их предотвратить.
– Надя, а вы знаете, что за вашу голову немцами назначена большая награда и вы объявлены личным врагом Гитлера и Германии?
– Честно говоря, нет, но это показывает, что я все делала правильно. И я ни о чем не жалею. Пускай противник знает, что никакой жалости за свои преступления он не получит. А я и дальше по мере своих сил буду давить его, как бешеного зверя, и даже после смерти вернусь карать его. Как правильно сказал товарищ Сталин, наше дело правое, враг будет разбит, и победа будет за нами!
Нечаева заинтересовала вождя. На фоне поражений профессиональных военных она, попав в окружение, развернулась даже лучше, чем в порядках наших войск. После этого он стал отслеживать ее действия и поэтому не мог пропустить ее выступление по радио. Никаких заранее заготовленных речей, только прямой эфир. И сейчас он слушал выступление Нечаевой по радио, а вместе с ним в его кабинете находился и Мехлис.
Когда прозвучало «каждый наш боец должен знать, что он сражается не столько за советскую власть и лично товарища Сталина, сколько за свои семьи, своих родных и близких, своих друзей и знакомых, за весь свой народ, за их право жить на своей земле и так, как они этого хотят, а не на ставшей вдруг чужой земле и по приказам хозяев», Мехлис произнес:
– Я ей покажу, как это сражаться не за советскую власть и товарища Сталина! Эта оторва вконец распоясалась.
– Лева, успокойся! Она все правильно сказала. У нас есть много народа, кто по той или иной причине не любит советскую власть. Да, они нам не вредят, но и не помогают. А она ясно показала, что отсидеться в стороне у них не получится: или с нами и всем народом, или против нас и всего народа, треть его не дано.
В целом речь Нечаевой Сталину понравилась, в ней она легко и просто раскрыла всю звериную сущность немецкого фашизма, их цели, и показала, что договориться с ними нельзя. Тут или они нас, или мы их, и борьба будет идти насмерть. Нужно всемерно растиражировать ее образ, это ведь советская Жанна д'Арк. Уже сейчас ее популярность в войсках и народе растет, и при любом исходе, выживет она или погибнет, она так или иначе мотивирует людей на борьбу с врагом. Да, цинично, но тут идет речь о выживании целой страны и народа, а потому все средства хороши.
Честно говоря, я думал, что мне нагорит после такой речи, все же это выходило за рамки разрешенного цензурой, но, к моему большому удивлению, ни передачу не прервали, ни потом мне ничего не было. Из радиоцентра меня сначала отвезли назад в гостиницу, где я спокойно пообедал в ресторане, а потом политрук предупредил меня, чтобы я готовился к отлету, ночью вылетаем назад. Вернее, это я вылетаю, а он как раз остается.
У меня осталось несколько часов свободного времени, и я рванул в ближайший коммерческий магазин, где купил десяток бутылок хорошей водки и коньяка. Знай я заранее, зачем меня вызвали на Большую землю, то я прихватил бы с собой список для представления к наградам, но, не догадываясь, зачем меня вызвали, не рискнул это делать. Вдруг меня вызвали не награждать и хвалить, а дать по шапке и посадить (такое тоже вполне могло быть), а тут я даю списки на награждение. Так, наоборот, можно было подставить своих людей: а почему это враг народа Нечаева их награждает? А что, если это ее подельники?
Короче, когда в Москве выяснилось, что меня будут награждать, а не карать, я попросил отправить в отряд шифровку, чтобы они срочно подготовили списки к награждению. Меня привезут, высадят (прыжков с парашютом не предвиделось), а раненых и списки награжденных заберут. Так и случилось.
Вечером за мной заехали. Я уже был готов, и на машине все тот же политрук отвез меня назад на аэродром и посадил в самолет. В этот раз я был отоспавшимся и не спал, хоть уже и наступила ночь. При перелете через линию фронта нас засекли, и пришлось пережить несколько очень неприятных минут, когда нас обстреливали с земли зенитками.
Причем вполне неплохо били, черти: в важные места самолета вроде не попали, но пара рваных отверстий перед моим носом в обшивке появилась. Не знаю, попали нам в моторы или нет, но долетели нормально и звук моторов не менялся. Так что, думаю, пронесло и в них не попали.
Сели на том же поле, а там уже все готово. Как только самолет остановился, я вылез из него, и сразу в транспортник стали грузить раненых, а также вручили и планшетку с наградными листами на моих бойцов и командиров. Управились быстро, и самолет снова пошел на взлет и, как я узнал, долетел до наших нормально.
А я снова окунулся в свою кухню. Во время моего отсутствия ничего существенного не произошло. Честно говоря, я был рад, что вернулся назад, хотя чего скрывать, и поездка в Москву мне понравилась. Все же последнее время я был в напряжении, а когда выяснил, что меня вызвали в столицу не ругать, а награждать, то расслабился и действительно хорошо отдохнул за эти несколько дней мирной жизни. Сейчас же я с радостью обнялся со своими ребятами. Хорошо еще, что за время моего отсутствия ничего не произошло. За это время отряд отдохнул, и технику в порядок привели. Не знаю еще, как там мой второй батальон, который, разбившись на взводы, ушел
