Я оглянулся на истников. Академик Ишер «поймал мой взгляд», расплылся в улыбке, слился чувственно с общемедицинским волевым посылом и развернул его передо мною единым фронтом.
Я только и успел подумать: «Сволочь…» Но сказать ничего не смог, потому что из дыхания он меня выбил напрочь.
Перед моими глазами раскручивалась воронка непроглядной черноты. Я мешкал, не желая агрессивно противостоять психическому насилию, но и не умея иначе.
А воронка вращалась и бурлила, захватив уже добрых две трети зала. Я не знал, чем это может закончиться, но холодный пот по спине сигнализировал, что ничем хорошим.
Хэд, это же корабль! А если реактор антивещества войдёт в резонанс с изменённым пространством⁈
Внутри воронки калейдоскопом закрутились сотни пёстрых картинок возможного будущего: искажённые лица, коллапсирующее пространство…
— Старый козёл! — прозвучало вдруг сбоку резкое, злое, словно пощёчина.
И наваждение лопнуло.
Вместо воронки я узрел возмущенные раскрасневшиеся лица медиков, в полной тишине разевавших рты. Это была ментальная пауза, тишина после перегрузок восприятия.
Схватил наследника за плечо, но зажимать ему рот было поздно. Ишер понял, кто испортил ему спектакль.
Академик зашевелил губами — я всё ещё тонул в тишине, не в силах вытащить себя до конца в физическую проявленность мира.
На этой гротескной аквариумной сцене раскрылась дверная мембрана, и в общий зал шагнул лейтенант Дерен. Как всегда подтянутый, аккуратный, улыбающийся так, что хотелось улыбаться ему в ответ.
Он был само спокойствие. Неожиданное сейчас, но единственно верное и правильное.
— Господин капитан, — сказал он с полагающимся по уставу кивком. — Помещения для гостей готовы.
Кажется, я тоже кивнул, но движения не ощутил. Слух, однако, вернулся, и это уже было неплохо.
— Уважаемые господа! — обратился лейтенант к гостям. — Меня зовут Вальтер Дерен. Как дежурный офицер я хочу предупредить, что формально вы сейчас находитесь на службе Объединённой Империи.
Звонкий голос пилота сломал последние миражи наката, и они осыпались осколками дымчатого стекла.
Если те, кто пытался устроить здесь геноцид до него, шли через накат, Дерен устроил иное. Наведённое им оцепенение зацепило и меня. Но было оно не тяжёлое, а клейкое, сладкое, завораживающее.
Медики завязли в нём, как мухи в сахарном сиропе.
— Надеюсь, вы помните, что Объединённая Империя просуществовала всего двести двадцать четыре стандартных дня хаттской кампании, — вещал Дерен таким же сладким голосом, как и этот ментальный сироп. — Давайте дадим нам всем шанс продлить золотое время взаимопонимания? Мы ответственны сейчас за ваши жизни перед Содружеством и Империей, чего не было уже много лет. Вы сможете рассказать потом близким, какая значительная страница истории открылась сегодня нам всем. Я полагаю, это новое веяние времени — обращаться к настоящей, а не прошлой истории. Ваша безопасность для нас — залог благополучия всей освоенной части Галактики. Господин капитан, — обратился он ко мне с такой ледяной вежливостью, что спина снова покрылась холодным потом. — Инструктаж закончен, я хотел бы приступить к размещению наших гостей.
Академик захлопал глазами, избавляясь от липкого наваждения, разлитого лейтенантом по залу, посмотрел на меня, на наследника, открыл было рот…
Но Дерен, при всей его внешней «лёгкости», действовал быстрее и жёстче, чем эрцог Локьё. Сковать восприятие, дезориентировать, подчинить ошеломлённую жертву. Три десятых секунды на всё про всё. Как на светочастотный удар по цели.
Академик сглотнул, поморщился и непонимающе уставился на Эберхарда. Он забыл, что хотел сказать и сделать.
Истник некуртуазно дёрнулся, пытаясь сообразить, кто он и где.
Пауза затягивалась, и Дерен бросил на него косой взгляд, милостиво возвращая врача в реальность.
Реальность была нехорошей. Все видели позор медицинского светила, которого переиграл сначала несовершеннолетний пацан, а потом вообще какой-то левый имперец.
— Я хотел бы прояснить тут один вопрос, — пробормотал Ишер, уставившись на Эберхарда, как на кучу мусора. — На каких основаниях этот мальчишка?..
Не знает, кто такой Эберхард? Это вряд ли.
Хочет избежать скандала? Или потребовать быстрой расправы? Типа, раз его оскорбил не понять кто, значит — вышвырнуть за борт, и дело с концом?
— Позвольте, я заменю вас в проблемах регулировки поведения личного состава? — огрызаться меня никогда не надо было учить. — Приношу вам самые искренние извинения. А для наказаний в армии существует устав.
— Хорошо бы… — пробурчал академик с сомнением.
— Можете мне поверить, все необходимые меры будут приняты.
Он поморщился. Понял, что сам себя обманул. Раз он «не узнал» Эберхарда, мне ничего не стоило объявить его членом экипажа «Персефоны». И теперь Ишер в праве только пожаловаться мне на мальчишку.
Хитрюга Дерен вошёл в академика через глаза, воспользовавшись его секундной растерянностью, поймал и…
Этого я не наблюдал и у Локьё. Тот тряс жертву и бросал. Дерен — придавил и потащил за собой. В дверь вывел!
Вот же зараза хэдова! Я даже не подозревал за ним таких талантов.
Вывел чётко, красиво, как и всё, что он делал в воздухе. Про таких говорят — школа. Потому что таланта тут мало, тут надо себя пахать, пахать и пахать.
Прочие жертвы самомнения тоже засуетились, увидев, что академик покорно отправился за «дежурным офицером» в свою каюту.
Далеко не все успели вникнуть, что Дерен не просто «дежурный» офицер, но и истник, каких мало. В его-то двадцать пять и с имперскими генами…
Я быстренько подключил к процессу Гармана и Неджела, а сам «объял» и потащил Сстерос-Марка и Чима.
Эберхард потянутся было за мной, но я велел ему отправляться с дежурным бойцом в карцер.
— Сутки посидишь и подумаешь о своём поведении.
Наследник уставился на меня испуганно. Он был не в курсе, что волновую клетку я ещё вчера приказал размонтировать.
Секунду он смотрел на меня, кусая губу и пытаясь что-то ответить, а потом надулся обиженно и… пошёл.
Один ноль в мою пользу. Хамить гостям ему не разрешал никто. Даже в самых благих целях.
Шоковое состояние от знакомства с алайцами у пацана прошло. Так что хватит с ним нянчиться, пора наследнику ощутить себя частью коллектива боевого крейсера, посидеть, подумать, а Дерену отоспаться.
Бросил Гарману на браслет приказ держать видео из карцера на контрольной панели, но это была уже перестраховка.
Я был уверен, что пацан больше не побежит ночью захватывать навигаторскую. А вот поразмышлять за что наказали ему будет полезно. Особенно когда догадается, что вместо клетки для психически нездоровых отморозков угодил просто в запертую каюту.
Кьясна, территория Содружества
Эйниты очеловечивают меня. Кто я вне территории храма? Охамевшая от обилия власти двуногая обезьяна?
Я ещё помню о своей значимости, когда делаю первые шаги от калитки к дому Айяны, когда случайный луч Ареды, местного солнца, пробивается сквозь листву, и я жмурюсь…
А потом открываю дверь в мягкий полумрак веранды, а мне вручают с порога мокрую тряпку и направляют на мытьё посуды. Меня, импл-капитана спецона, который подчиняется только непосредственно генералу Мерису и лендслеру наземных войск Юга…
Лиина, зевая, уходит к детям спать. Брен тоже где-то дрыхнет. В полдень на Кьясне — самая жара.
Я покорно снимаю китель, разуваюсь. Касаюсь босой ногой некрашеного соснового пола, нащупываю монету с мордой медведя на браслете, и… спесь сходит полностью.
Тоже мне, важная персона. Якобы истник, что на деле вообще ничего путёвого не умеет. Вот сломать что-нибудь, распустив нервы — это я пожалуйста. А найти — ни хрена!
Что же я за бездарность такая, чтоб меня дакхи съело!
Задумавшись, я почти роняю уже намыленную тарелку. Она словно в замедленной съёмке планирует на пол, и я так же медленно наклоняюсь, успевая поймать её у самого «звяк».
