Палач чувствовал, что уже ступил на знакомую дорогу. Он знал, где он находится, и добраться до дому теперь не составляло никакого труда.
Троса, на котором он тащил гипножабу, сталкер Палач уже не ощущал, хотя руки, им изрезанные, по-прежнему кровоточили.
Он подошёл к крайней точке, где батальон охраны обычно останавливал сталкеров и назвался, не сказав, а выдохнув своё имя в переговорное устройство.
Ему уже прекрасно были видны огни не только на Периметре, но и фонари научного городка. «Ветер поднимается, — подумал он, а потом добавил про себя: — Значит, скоро выброс. Будет большой выброс, и я правильно сделал, что успел с гипножабой. А Зоны не надо бояться, Зона — большая, и в ней полно всякого, и нужно просто доверять ей. А постель… — думал он, — скоро я рухну в постель, постель — мой друг. Вот именно, обыкновенная постель. Лечь в постель — это великое дело. Душ, постель, почистить зубы. А как легко становится, когда ты побеждён! Я и не знал, что это так легко… Кто же тебя победил, Палач? — спросил он себя…
— Никто, — ответил он сам себе. — Просто я слишком далеко ушел в Зону».
Когда он входил на территорию научного городка, то все огни, кроме штатных ночных не горели.
Ни одно окно не светилось — и Эрик понял, что все уже спят. Ветер беспрерывно крепчал и теперь дул очень сильно. Напрягаясь, он подтащил то, что раньше было гипножабой на середину площадки для приёма биологического материала.
Наконец всё было кончено. Вот тогда-то он понял всю меру своей усталости. На мгновение он остановился и, оглянувшись, увидел в свете прожекторов, как огромна туша гипножабы.
Но её позвоночник был обнажён. Тело гипножабы как-то оплывало.
Она была похожа на высыхающую медузу, и он решил, что, может быть, Атос был прав.
У него был странный разговор с Атосом о том, что гипножаба, по сути, — сконцентрированный мозг. Именно мозг держит в повиновении всё тело — буквально. И с гибелью мозга тело начинает стремительно распадаться. Связь тканей стремительно теряется, они начинают течь, как вода.
Атос, как показалось тогда сталкеру, был чрезмерно увлечён идеей о силе человеческого мозга и думал, что всякие мозги, мозги любой твари таят невиданную силу.
Именно поэтому все чучела гипножаб — фальшивы. Это лишь имитации странного существа, живущего в чернобыльских болотах.
Палач не видел, что сразу двое солдат из охраны снимают его манипуляции на мобильные телефоны — ему было не до того.
Палач стал карабкаться вверх по внешней лесенке своего дома. Одолев подъем, он упал и полежал немного в коридоре. Потом постарался встать на ноги, но это было нелегко, и он так и остался сидеть, глядя перед собой. Мимо пробежала кошка, направляясь по своим делам, и Палач долго смотрел ей вслед; потом прикрыл глаза.
Наконец он встал. По пути к своей двери на протяжении двадцати метров коридора ему три раза пришлось отдыхать.
Войдя в комнату, он сразу двинулся к душу. Эрик долго пил воду из-под крана, пил долго и вкус этой технической воды казался ему странным, совершенно непривычным. Он разделся, вернее, просто расстегнул пуговицы и молнии, и одежда упала кучами, пачкая пол.
В душе он смотрел на своё худое тело — зеркало быстро запотело и, потерев его, он ещё раз убедился, что в зеркале отражается именно он. Да, никакой мистики — немолодой, весь в шрамах. Спроси его сейчас — он не сказал бы даже то, при каких обстоятельствах он получил который.
Он спал, когда утром в хижину заглянул Мушкет.
В окно дул такой сильный ветер, что было понятно — скоро будет выброс.
Ветер дул так, что казалось, сейчас стекло выскочит из надёжной герметичной рамы. Олег Мушкетин сперва убедился в том, что его учитель по прозванию Палач дышит, но потом увидел, как иссечено его лицо и руки и заплакал. Потом он тихонько вышел из комнаты и отправился в бар «Пилов».
Вокруг скелета собралось несколько сталкеров, и все они рассматривали то, что лежало на площадке для биологического материала. Один из них — ползал вокруг и мерил скелет рулеткой.
— Как он себя чувствует? — крикнул Мушкету один из сталкеров.
— Спит, — отозвался Мушкет. Ему было все равно, что они видят, как он плачет. — Не надо его тревожить.
— Зашибись, какая! Дай бог каждому! — крикнул ему сталкер, который мерил гипножабу.
— Да уж, я таких не видел, — сказал Мушкет. Он пошёл в бар и попросил собрать ему судки для Палача.
— И ещё дайте мне горячего кофе и побольше молока и сахару.
— Не парься, я всё соберу, — сказал ему сам Алик, для этого случая вышедший из задней комнаты. Мушкет протянул ему свою карточку, но Алик отвёл его руку: — Не надо. Это за счёт заведения, забудь. Ох, и гипножаба! — сказал Алик ему в спину, когда Мушкет уже обернулся, чтобы идти. — Прямо-таки небывалая гипножаба. Но ты и сам крутой. Наверняка поймал бы тоже.
— Ну её совсем, гипножабу! — сказал Мушкет и чуть снова не заплакал. Но перед Аликом ему совсем не хотелось этого показывать.
— Сам-то хочешь чего-нибудь выпить? — спросил его хозяин.
— Не надо, — ответил Мушкет. — Я ещё приду.
— Передай Эрику, что я ему кланяюсь.
— Спасибо, — сказал Мушкет.
Мушкет отнес в комнату Эрика термос с горячим кофе и посидел около сталкера, покуда тот не проснулся. Один раз Мушкету показалось, что он просыпается, но Палач снова забылся в тяжелом сне, и Мушкет подождал ещё.
Наконец Палач проснулся.
— Лежи, не вставай, — сказал ему Мушкет. — Вот выпей!
Палач взял у него стакан и выпил кофе.
— Они одолели меня, — сказал он. — Эти мерзкие сурки меня победили. Они убили мою гипножабу, сволочи.
— Но сама-то она ведь не смогла тебя одолеть! Гипножаба ведь тебя не победила!
— Нет. Что верно, то верно. Это уж потом случилось. Меня искали?
— Да кто тебя будет искать — ты сам кого хочешь будешь искать, а если ты не найдёшь, то никто не найдёт.
— Зона велика, а человек совсем маленький, его и не заметишь, — сказал Палач. Видимо, он почувствовал, как приятно, когда есть с кем поговорить, кроме самого себя и Зоны.
— Я скучал по тебе, — внезапно сказал он. — Как тут дела?
— Дела странные. Атос хмурится, в Москве, видать, набухли какие-то неприятности. На нас объявлена охота, но непонятно кем.
— Прекрасно! Всюду жизнь, как на картине художника Ярошенко. Не бойся, мы всё это разгребём.
— Теперь мы опять будем ходить вместе.
— Нет. Мне больше не повезет. Боюсь, я заскучал.
— Да наплевать на это везение! — сказал Мушкет. — Я тебе принесу счастье.
— А что с контрактом?
