Макс кивнул и с интересом посмотрел на Лешку — его речь совсем не походила на речь деревенского дурачка, каким его все привыкли считать.
— Знаю, о чем ты сейчас подумал, — поймал его взгляд Леха, — мол, брешет Дуреха, несет, сам не зная чего. Верно, я и в дурке лежал, и в голове у меня часто все путается, не понимаю, чего несу. Все так… Только иногда вдруг какие-то прояснения случаются. Как сегодня. Тогда я войну как будто в телевизоре вижу, четко так, как в кино. И Ваньку Белоусова помню. Он часто один случай вспоминал — как его немецкий офицер отпустил.
Леха попросил еще одну сигаретку и продолжал:
— Ванька хотел с фрицами драться, вот и сбежал из деревни на фронт, прибился к одному полку. Однажды послали его с донесением на передовую — что-то кому-то передать. А немцы в это время атаку начали и наши окопы захватили. Все отошли, а Ванька растерялся и не успел. Огляделся — что делать? Фрицы уже кругом. Забился тогда в угол землянки, залез под какое-то тряпье и решил пересидеть до темноты, а потом потихоньку уйти к своим. Да куда там! Его, конечно, сразу нашли и вытащили на белый свет. Привели к немецкому офицеру, тот, видимо, решил устроить допрос. Строго так взглянул на него и спросил, как зовут да откуда родом. Причем, что удивительно, по-русски спросил. Ванька отвечает — мол, местный я, из Брошек. Он и правда здешний, в этих местах родился и воевал поначалу тут же… Офицер на него снова взглянул и велел идти в дальнюю траншею. Ванька с жизнью простился — думал, на расстрел ведут. А офицер ему говорит — беги, парень, к своим. Ну, Ванька не будь дураком, сразу в кусты и деру. Добрался до своих, соврал, что прятался в какой-то воронке, а потом, когда все стихло, вылез. О немце, разумеется, ни слова — кто бы ему поверил. Вот такой случай у него был…
Макс пожал плечами:
— Ну и что, немцы тоже разные были, не одни звери. Увидел офицер, что перед ним мальчишка, вот и пожалел. Ты же сам говорил, что на войне всякое случалось…
— Верно, — согласился Леха, — только вот что я подумал: раз Ванька выжил и с войны вернулся, значит, так надо было.
— Кому надо? — не понял Макс.
— Надо, и все тут, — неопределенно ответил Леха, — чтобы он живой пришел, дети у него родились, а потом и внуки. Такая, видать, его судьба. А с ней, брат, не поспоришь.
Макс кивнул — согласен, не поспоришь.
— А у тебя — своя судьба, — неожиданно продолжил Леха, — и тебе тоже ее не избежать…
Затем резко поднялся, взял еще сигаретку — на дорогу, пошел к себе. В свой полуразрушенный дом, в котором жил один. Старый, никому не нужный Леха-Дуреха…
Макс задумчиво посмотрел ему вслед — в словах Лехи почудилась что-то знакомое. У каждого своя судьба, значит, надо следовать ей.
«Так чего тогда ждать до ночи», — подумал Макс. Он достал из кармана немецкие часы (теперь он всегда носил их с собой, чтобы Маринка или, не дай бог, Машка случайно не нашли и не завели), взглянул на циферблат с хищным орлом и решительно покрутил маленькое колесико сбоку. Большая стрелка едва заметно дрогнула…
Опять он стоял с немецкими часами в руках посреди деревенской избы, а за окном была душная ночь. Летняя ночь 1942 года, с далекими раскатами боя и неровным заревом догорающего села…
* * *
Следующие несколько дней стали для Макса сплошным кошмаром. Их батальон снова бросили в бой, на сей раз — севернее Карманова, прикрывать небольшие высоты, являющиеся опорными пунктами для всего 46-го танкового корпуса.
Прямо перед ними стояли части 36-й моторизованной дивизии, а немного севернее и западнее — еще и 215-й пехотный полк. Казалось бы, немалые силы, но что они могли против целой русской армии?
По данным разведки, командующий 20-й армией РККА, генерал-лейтенант Рейтер бросил на Карманово четыре стрелковые дивизии и еще три отдельные танковые бригады. А с юга, стремительно форсировав Яузу, двигались к райцентру еще две дивизии 5-й армии генерала Федюнинского…
Бои превратились в бесконечное, не прекращающееся ни днем ни ночью побоище. Невзирая на потери, русские упорно вгрызались в немецкую оборону и каждый день понемногу, но продвигались вперед. Пусть всего на один-два километра, но все ближе к цели — к Карманову. Взятие его, похоже, стало для советского командования идеей фикс. Максу казалось, что ресурсы Красной Армии как людские, так и материальные неисчерпаемы, чего никак нельзя было сказать о его собственных резервах. Их просто не было. Невольно вспоминались слова майора Хопмана про шавку и слона — укусила, тяпнула, и теперь рассерженный гигант стремительно ее растаптывал…
Много проблем доставляли «тридцатьчетверки» — то и дело рвали на части немецкую оборону. Во время очередной их атаки три батальона 342-й дивизии попали в окружение — в том числе и батальон Хопмана. После тяжелого дня решили пробиваться к своим — под прикрытием темноты. Бросили почти все тяжелое вооружение — артиллерию и минометы, все автомобили и бронетранспортеры — горючего все равно не осталось. Собрались на опушке леса и перед самым рассветом пошли в атаку.
Это было похоже на ад — ночью, при мертвенно-бледном свете ракет, под гулкие пулеметные очереди и визжащие разрывы мин, сквозь сплошной огонь, немецкие солдаты рвались вперед. Несмотря на огромные потери им удалось добежать до русских траншей и вступить в ближний бой, последний и беспощадный.
Макс шел среди своих, вперед, как всегда, не лез, но старался и не отставать — чтобы не угодить в плен. Конечно, в определенном смысле это стало бы спасением для Петера Штауфа, он, скорее всего, остался бы жив, но это не спасло бы его семью. Эльза с Мартой погибнут в Дрездене… Макс не мог так рисковать, он непременно должен был вернуться в Берлин и поговорить с ней, убедить переехать из Берлина в другое место, и лучше всего — на юг Германии. Там больше шансов уцелеть… Вот потому ему нужно было вырваться из окружения и добраться до своих. То есть до немцев, конечно.
Выйти помог сильный дождь, под его прикрытием ему с остатками роты удалось почти незаметно просочиться в небольшую рощицу у передовой и укрыться в ней, ожидая удобного момента для последнего, решительного броска. Соседним батальонам повезло меньше — судя по яростным крикам и огню, они напоролись на сильное сопротивление. И уже вряд ли у них получится прорваться, подумал Макс…
Майора Хопмана подстрелили в самом начале атаки, и ему пришлось взять командование батальоном на себя. И еще заботиться о том, чтобы его вынесли с поля боя. К счастью, ночь и непрекращающийся дождь были на стороне немцев — почти незаметно прошли по небольшому оврагу и одним рывком преодолели русские позиции.
