Выйти помог сильный дождь, под его прикрытием ему с остатками роты удалось почти незаметно просочиться в небольшую рощицу у передовой и укрыться в ней, ожидая удобного момента для последнего, решительного броска. Соседним батальонам повезло меньше — судя по яростным крикам и огню, они напоролись на сильное сопротивление. И уже вряд ли у них получится прорваться, подумал Макс…
Майора Хопмана подстрелили в самом начале атаки, и ему пришлось взять командование батальоном на себя. И еще заботиться о том, чтобы его вынесли с поля боя. К счастью, ночь и непрекращающийся дождь были на стороне немцев — почти незаметно прошли по небольшому оврагу и одним рывком преодолели русские позиции.
Разбитые, обескровленные, они вырвались из окружения и к утру добрели до своих. Макс сдал командование батальоном старшему по званию офицеру (какому-то малознакомому гауптману из штаба), поручил раненого Хопмана заботам медиков, а сам отправился спать — он был измучен до предела. Как и все его люди.
* * *
Но уже вечером его вызвали в штаб дивизии. Их новому командующему, генерал-лейтенанту Альбрехту Байеру (прежнего, генерал-майора Пауля Хоффмана, в начале августа сняли и отправили в резерв Верховного командования — из-за неудачных действий под Гжатском), пришла в голову идея лично познакомиться с героем-лейтенантом, который, как ему доложили, в критический момент возглавил отступающий батальон и вывел людей из окружения. Да еще спас своего командира, тяжелораненого майора Хопмана. И генерал вызвал Петера Штауфа к себе в штаб.
Макс кое-как привел себя в порядок (насколько это было возможно в полевых условиях) и добрался на попутке до села Сычевка, где находилось командование дивизии. Райцентр Карманово все же пришлось вчера сдать противнику…
Несколько километров по разбитым проселочным дорогам, превратившимся после дождя в сплошное грязное месиво, стали для него еще одним испытанием. Грузовик полз до Сычевки целых два часа. Приходилось через каждые сто метров вылезать из кабины и просить солдат вытолкнуть машину из очередной ямы. А также впрягаться самому… Наконец, забрызганный грязью по самый верх автомобиль, въехал на окраину села Сычевка.
Макс вылез, осмотрелся, почистил травой заляпанные рыжей глиной сапоги, одернул форму и пошел в штаб. На входе доложил дежурному офицеру о своем прибытии. Тот приказал посидеть в сенях — в штабе шло важное совещание.
Макс из любопытства заглянул внутрь избы, где проходил местный «совет в Филях» (дверь была чуть приоткрыта) и с удивлением обнаружил там не только все руководство дивизии во главе с генералом Байером, но и командующего 9-й армией генерал-полковника Моделя. Тот, как выяснилось, сегодня утром прибыл в дивизию, чтобы лично ознакомиться с обстановкой и решить, как и чем останавливать прорвавшиеся части Красной Армии. Макс застал самый конец его разговора с Байером:
— Если вам не удастся остановить прорыв, — резко рубил фразы Модель, — то наше положение станет катастрофическим. Русские подошли к самому Гжатску, их 20-я армия практически рассекла нашу оборону на две части, еще немного — и они разгромят 36-ю моторизованную дивизию. А это неизбежно приведет к окружению всего 46-го танкового корпуса и сильно осложнит положение 9-й армии. Мы попадем в огромный котел… Поэтому на вас, генерал, возлагается особая задача — во что бы то ни стало удержать свои позиции, не дать большевикам взять Гжатск. Вам понятно?
— Так точно, господин генерал-полковник! — ответил Байер.
— Поэтому никому никакой пощады, — жестко приказал Модель. — Никому и никакой — ни нашим собственным паникерам и трусам, ни пленным красноармейцам, ни местным русским. Давно пора понять, что идет война на уничтожение, нельзя жалеть ни себя, ни противника. Сообщите солдатам: при малейших пораженческих настроениях — немедленно трибунал и расстрел! Если надо — казните местных жителей, сжигайте дома, если есть признаки саботажа или неповиновения германскому командованию. Вешать всех, невзирая на возраст и пол — женщин, стариков, детей, кого угодно! А пойманных партизан и подпольщиков — в первую очередь!
Монокль в правом глазу Моделя злобно блеснул, он решительно стукнул кулаком по столу. Присутствующие офицеры вытянулись в струнку. Затем Модель общим кивком попрощался со всеми и быстро вышел из комнаты. Макс отпрыгнул к стенке — не хватало еще, чтобы его заметили. Генерал-полковник мельком взглянул на молодого лейтенанта в запачканной грязью полевой форме, но ничего не сказал. Вышел и сел в свою машину.
Генерал Байер задумчиво посмотрел в окно — видно, ему совсем не нравился последний приказ командующего. Наконец он заметил Макса и кивнул — проходите. Макс, как положено, доложил о себе и замер в ожидании приказа. Байер подождал, пока все офицеры покинут комнату, и сказал, как бы ни к кому не обращаясь:
— Солдаты не должны расстреливать солдат, а тем более пленных. На поле боя убивать — да, это понятно, война. Но казнить, и особенно мирных жителей, женщин и детей…
Байер помолчал, еще раз взглянул в окно, где в сопровождении бронемашин уезжал Модель, и лишь затем снова повернулся к Максу:
— Мне доложили о вашем героическом поступке, вы вывели батальон из окружения и спасли майора Хопмана. А еще раньше лично вынесли тяжелораненого лейтенанта Ремера. Что же, весьма похвально. Вы отважный и мужественный человек, настоящий солдат Рейха…
Макс хотел было возразить — вы слишком хорошо обо мне думаете, но генерал протестующе поднял руку:
— Нет-нет, не спорьте, я знаю, о чем говорю. Вы настоящий офицер, это видно. Я не первый год на войне и хорошо разбираюсь в людях, кроме того, за вас говорят ваши дела. Я читал про ваш подвиг, когда вы прикрыли собой своего фельдфебеля. И ваша награда, — генерал кивнул на Железный крест, украшающий грудь Макса, — абсолютно заслуженна. Я рад, что вы служите под моим командованием и готов доверить вам более высокую должность. Скажем, командира батальона. Что вы на это скажете?
— Это большая честь для меня, — вытянулся Макс. — Но, господин генерал, я лишь лейтенант… Считаю, что мне рано командовать батальоном, я не готов к этому. Уровень знаний и умений совсем не тот. К тому же должность командира роты меня вполне устраивает…
А про себя подумал: «Не хватало мне еще делать карьеру в вермахте. Так и до генерала дорасти можно, с такими темпами. А что? Командир батальона, затем — полка, а потом — и дивизии. Годика через два-три, как раз к концу войны, глядишь, корпус доверят или даже целую армию. Неплохо звучит — генерал-лейтенант вермахта Максим Соколов. Нет уж, увольте. Пусть Петер Штауф сам карьеру делает, если жив останется, конечно…».
