- Эти двое хоть в нормальном состоянии? - спросила Иванна, когда капитан закончил отдавать распоряжения охранникам, толстым молодцам.
- В нормальном, - поморщился прощелыга, бросая па девушку очередной плотоядный взгляд. - Нам звонили из министерства и сказали, чтобы ничего на них не вешали. Якобы не они. А кто же тогда, если там больше никого не было?!
Риторический вопрос остался без ответа, а вскоре привели задержанных. Не знаю, что капитан имел в виду под нормальным состоянием, но парни были сильно избиты.
Их лица пестрели синими и желтыми красками, следами кровоподтеков. Парень, который повыше, - позднее выяснилось, что он носил кличку Мыльный, - сильно хромал па левую ногу. Нос другого - Мыльный называл его Четвертаком - был совершенно кривой, свернутый набок. Впрочем, мне показалось, полиция в «сворачивании» носа не участвовала, похоже, это случилось давно.
- С ними поговорит Глеб, - любезно объяснила Иванна капитану.
Тот недоуменно посмотрел на меня, но возражать не стал. Он никак не мог понять, кто я такой, а моя одежда еще больше сбивала с толку. В итоге капитан, видимо, решил, что я - какой-нибудь секретный агент с прибабахом, и эта мысль, похоже, его успокоила.
Около стола стояли только два стула, остальные пришлось принести и з соседнего кабинета. Капитан уходить не хотел, рассчитывая подольше побыть рядом с И ванной, да его никто и не прогонял.
Избитые парни осторожно уселись и с испугом уставились на меня, грозно восседающего по другую сторону стола. Я мог бы попытаться придать своему лицу добродушное выражение, но знал, что ничего не получится: после губернаторского тренинга мой взгляд был не очень-то дружелюбен.
Я все-таки постарался переломить впечатление от моего черного костюма и мрачной физиономии. Разговор начал с пустяков, расспросив парней об их родственниках, увлечениях и даже домашних животных. К сожалению, домашних животных и увлечений у моих собеседников не оказалось. У Мыльного когда-то в детстве была морская свинка, но он привязал к ней свернутый бумажный парашют и выбросил из окна пятого этажа. Парашют не раскрылся, а родители не захотели покупать второго парашютиста,
Поначалу Иванна не вмешивалась, но потом начала тихонько поправлять ход беседы, чтобы мы не отклонялись слишком далеко от интересующего нас события. Парни отвечали охотно и многословно. Могу только представить, что гут с ними делали в эти дни. Нет, капитан все-таки гнида, подростков хорошо обработали.
В конце концов мы добрались до убийства женщины. Парни и тут показывали чудеса словоохотливости, при-шлосьдаже их останавливать. К чему выслушивать одно и тоже, ведь я читал протоколы допросов. Меня интересовали скрытые детали.
- Ты видел, что убийца держал в руках острую палку, - сказал я, обращаясь к Мыльному, - а ты видел штык. - Мой палец указал на Четвертака. - А теперь скажите, блестело ли в темноте оружие или нет? Палка была деревянная, но могла блестеть, если се остро наточили или отполировали. А штык каким был? Матовым?
Мой вопрос слегка смутил парней. Им было известно, что их показания очень сильно отличаются. Они считали, что один из них нес явный бред, и каждый думал на другого.
Я же задал этот вопрос неспроста. Если существо пришло из Лима, то обычный человек не способен его увидеть таким, какое оно есть. Человек увидит нечто иное. Но я полагал, что искажения будут все-таки не очень велики. Если из Лима, например, придет какое-нибудь четвероногое, то свидетелю оно не покажется гуманоидным монстром, скорее свидетель воспримет его как крупную собаку.
Мне очень хотелось составить хотя бы приблизительное впечатление о моем противнике. Как он выглядит, чем вооружен, на что способен. Пока я предполагал, что это - человекоподобное существо, ведь все без исключения свидетели описывали убийцу как мужчину, правда, разной комплекции и возраста. Но меня еще очень занимал вопрос об оружии. Свидетели утверждали, что убийца был вооружен острым предметом, и мне хотелось прежде всего знать, этот предмет стальной или нет, из искусственного или натурального материала. Из Лима могло прибыть любое чудовище, его основные черты наверняка искажены, но второстепенные могут остаться без изменении. Я очень рассчитывал, что ответ на вопрос о блеске прояснит ситуацию.
- Не знаю, - с сомнением произнес Четвертак, вытирая рукавом кривой нос. - Штык блестел, кажись. Точно!… Блестел!
Я посмотрел на Мыльного. Тотерзал на стуле, пытаясь поудобнее вытянуть длинные ноги.
- Вроде полирована палка… да… полирована… как ножка от табурета. Да… как ножка.
Что ж, если оружие блестело, то, возможно, на самом деле было стальным.
- В какой руке убийца держал палку или штык? - снова спросил я.
- Не помню, - уверенно ответил Четвертак.
- В правой, - сразу же сказал Мыльный.
- В левой, - возразил Четвертак.
- Не помнишь или в левой? - уточнил я.
- В левой… не помню, - моргнул Четвертак, хлюпая носом.
Пытаясь представить своего противника, я задавал еще вопросы. Образ получился смутным: нечто, имеющее руки, ноги и голову, вооруженное мечом или коротким копьем. К сожалению, показания были слишком противоречивы и мои догадки не выглядели очень надежными, на самом деле убийца мог оказаться другим. Что ж, увидим через полтора дня, а сейчас я разузнал все, что мог.
Когда мы с И ванной вышли на улицу, то обнаружили, что утро давно закончилось. Дул несвежий ленивый ветер, крыша «ситроена» слегка нагрелась под лучами солнца. Прохожие двигались неспешно, сменив утреннюю бодрость на обеденную расхлябанность.
- Вам помог разговор со свидетелями? - спросила Иванна, доставая из сумочки черный сотовый.
- Трудно сказать. Рассчитывал на большее. - Пришлось приложить усилия, чтобы не смотреть все время на лицо собеседницы. - Почти ничего нет, кроме догадок.
Но все же думаю, что убийца - человек. Или похож на человека.
Из разговора я вынес еще кое-что, но И ванне говорить об этом не стал. Думаю, полиция неспроста отказалась считать этих парней главными подозреваемыми. Я не очень любил московскую полицию, считал ее плохой, никуда не годной. Этим лентяям ничего не стоило подставить ребят, повесить на них очевидно нераскрываемое дело. Но поди-ка - не стали! О чем это говорит? Неужели там, наверху, в руководстве, кто-то собрал факты воедино и что-то заподозрил? Понятно, что Лим не позволит явно обнаружить себя. А неявно? Пусть на верхушке московской полиции сидят настоящие олухи, но они ведь все равно люди. А люди могут мыслить, особенно если их ткнуть носом в факты и сделать это несколько раз. Неужели московская полиция о чем-то догадывается?
