Двое голых мужиков — у одного по груди стекало зеленое мыло — выкручивали руки корчащемуся на полу Ромке-джи, пытаясь вырвать калаш. Лицо Ромки-джи было окровавлено. Худосочный «недобритый» зажимал ему одной рукой рот, а второй споро и страшно бил Ромку-джи в живот. Неподалеку валялась бритва.
Егор вскочил на ноги и на долю секунды замер — грохнул выстрел калаша… Пуля с противным визгом коротко метнулась между потолком, стеной и полом. Мужики шарахнулись в стороны, Ромка-джи уронил калаш на мокрый кафельный пол. Один из голых, увидев Егора, поскользнулся, упал на колени и испуганно потянулся за калашом. Второй дернулся в сторону двери. Егор на бегу подстрелил его. Промахнуться здесь ему, лучшему бойцу Города, было просто невозможно. Мужик рухнул ничком. Пальцы рук его коснулись порога двери, обильно обрызганной его же кровью. В два прыжка Егор настиг второго голого. Черт, скользко как! За ногу уцепилась чья-то мокрая рука… голый мужик от ужаса съежился, спрятав лицо в руки, — Егор с размаху ударил его в ножом в голую спину. Лезвие обломилось у самой рукоятки. За ногу дернули еще сильнее. Егор плашмя грохнулся на живот, сильно ударившись подбородком. В шее что-то хрустнуло, а рот моментально наполнился соленым и вязким. Бедро повыше колена обожгло…
Егор судорожно бил свободной ногой, стараясь ударять каблуком, — спасибо Господу-Аллаху, он еще не разулся! Под ударами поддавалось неприятно мягкое, как матрас… в ушах стоял дикий визг. Но вот наконец-то каблук ударил во что-то твердое, и ногу сразу отпустили.
Егор поднялся на колени. «Недобритый», скорчившись, лежал на боку, держась руками за голову. Лезвие бритвы лежало рядом… отблеск лучика лампы блеснул со стального лезвия прямо в глаза Егору.
Егору стало весело… тело стало невесомым… странные нежные колокольчики тонко зазвенели в голове. Пришел бойцовский кураж — страшное и прекрасное состояние, когда тело начинает действовать само, когда взгляд охватывает всю обстановку сразу, не пропуская мельчайших деталей, когда все вокруг тебя замедляется. И ты понимаешь всем своим существом, что победа — твоя!
Он легко поднялся на ноги, слегка пошатнувшись, как на уроках, шагнул вперед, тщательно примеряясь… и аккуратно ударил ногой в основание черепа лежащего. Ноги «недобритого» дернулись… руки разжались…
…Трофеи… нет ничего…
…Уши…
…С удивлением увидел у левой ноги лужицу крови. «Вот оно что… полоснул-таки он меня своей бритвой! Ах, ты…»
Егор изо всей силы пнул труп.
— Уби… убивать зачем? — плюясь кровью, распухшими губами спросил Ромка-джи, поглядывая на дверь, ведущую в длинный коридор прохода к санпропускнику; Егор торопливо осматривал труп полуодетого и ворошил одежду, болтающуюся в шкафчиках. Насколько помнилось — до следующей смены еще как до Китая пешком… а камер слежения здесь нет. Да и на кой они нужны… в санпропускнике-то? Выходит, время у них есть, пусть его и немного.
— А ты как хотел? Чтобы я сам под бритву шею подставил? — рассеянно ответил Егор, роясь в карманах потертого чужого комбинезона.
— Они… они бы нас… могли и проще… убить… они только… об-об-безор-р-ружить…
— «Отдал калаш — копай могилу!» — пословицей отрезал Егор, поморщившись.
Потом на минуту присел рядом с Ромкой-джи. Тот сморкался… пыхтел… и все порывался рассказать Егору о том, как все случилось. Ступни «недобритого» коротко дрожали… и это было неприятно.
Голова вновь заболела… и жгло порезанную бритвой ногу… отходняк после боя начался. А нам расслабляться сейчас никак нельзя. Еще немного, и весь Комбинат — еретики-гяуры-блять — начнет гоняться за нашими головами.
Эх, ну никак им Зию с Саввой не предупредить… вот беда-то пришла, беда горькая! Знать бы, что спасешь их, — плюнул бы на все и прорвался бы! Но — куда? Где они сегодня опыты свои проводили, куда пошли? Комбинат долгие годы обшаривать можно. Поди, и сам паршивый старикашка, комбинат-мастер, не все ходы-выходы знает.
Зия… Савва…
«Прости им, Господь-Аллах, их вольные и невольные прегрешения! И если суждено им смерть принять, то пусть Ангел Азраил к ним на цыпочках подойдет, смерть для них дуновением прохладным в жаркой пустыне подарит… смерть нежную, как сон!»
Егор поднял руку и вытер глаза. Но слезы текли и текли. Как же он теперь идти будет… стрелять? Не видно из-за слез ничего! Совсем ничего не видно…
* * *
Черт бы побрал этого комбинат-имам-мастера с его повальной блокировкой! Егор уже второй раз за последние пятнадцать минут машинально пытался активировать ларинги… и чертыхался. В ушах снова коротко пискнуло: «Сигнал блокирован!» Пришлось ждать, пока подтянется Ромка-джи. И ведь даже не свистнешь — тишина могильная — сразу эхо в потемках гулять пойдет.
Ромка-джи появился вовремя и бесшумно. Молодец! Вот как его поход закалил…
— И ты тоже ларинги включал? — шепнул он Егору. — Я уже три раза… по привычке… хотел тебе сказать, что впереди все в норме.
— Ларинги — это еще полбеды, — ответил Егор. Пластырь наконец-то начал действовать — жжение в ноге прекратилось, но перед глазами тошнотворно мельтешили черные мошки, бухало сердце. — Тоннелю конца не видно… а дойдем — наверняка охрана на выходе. Воевать придется, Ромка-джи, воевать. Прорываться.
— Ты, Егор, допрорываешься, — сказал Ромка-джи уже нормальным голосом. — Вот напоремся мы на кровную… ты уже, между прочим, троих уложил! Как понаедут из Челябы — весь Город вырежут.
Вот тут уж Ромка-джи прав. Кровная месть — штука такая… шайтан их знает, кого Егор там убил — может, кто из них шишка важная? С другой стороны, атом-заклятия у мужиков на лбу не было. Да и не стали бы, если рассудить здраво, посылать больших людей убивать… в смысле, обезоруживать… двоих пацанов из пустыни.
— Господь-Аллах милостив, авось не напоремся, — ответил Егор. — А вот рассиживаться нам некогда. Чертов старикашка со своей блокировкой всю внутреннюю связь вырубил… зато и его охрана тоже без связи осталась. Тем мы пока и целы. Выбираться надо — и в пустыню. Или здесь отсидеться — найти уголок, а через несколько дней попытаться уйти.
Зия с Саввой еще по пути на Комбинат — да будет проклято это место во веки веков! — показывали им карту, чуть ли не Старыми Людьми составленную. Более или менее приличный файл… можно разобраться. Егора тогда только и интересовало, как бы из любого цеха смыться, ежели прихватит. Нет, ну действительно! Мало ли что… случись беда — хотя бы будешь знать, куда бежать. Тоннель этот он тогда заприметил сразу, благо, что попасть в него можно было аж целыми пятью путями… в том числе и из жилой зоны… А тянулся он далеко — к развалинам большого цеха, где никакой атом-радиации отродясь не было, как объяснил Савва. Память у Егора молодая, отменная память!
