заучил, и качественные рецепты мне на глаза не попадались.
— Мне кажется, ритуал прошел неудачно, — сказал я, когда спустя пять минут ожидания перед глазами не вылезло сообщения об изменениях в теле, — Выстрел вхолостую.
— Слушай, — задумчиво сказал Апелиус, — А давно ли в твоем мире изобрели порох, чтобы выстрелы стали холостыми? Мы множество раз проезжали через города, но я не видел ни мушкетов, ни пушек.
Дьявол!
— Проблемы перевода? — предположил я, но не сработало.
— Не думаю. Я сталкивался с идиомами, и находить их умею. Говоря про холостой выстрел, ты имел в виду именно его.
— Мне просто показалось… — попытался я придумать отмазку на ходу, но Апелиус перебил:
— В первые дни моего попадания в это тело ты сказал, что не умеешь читать. Но когда увидел интерфейс, ты знал, что обозначают буквы и цифры. Не умей ты читать, заклинание показало бы интуитивно понятные иконки и шкалу роста. Иной раз ты выдавал словечки, которые не понимал и я, не говоря про окружающих аборигенов. Легко пошел на спор, где ставкой была потеря пятнадцати минут управления телом в день. Будь это тело твоим, ты бы не допустил такой ошибки. Ты никогда не спрашивал, как я погиб, но вот я спрошу: как умер ты?
Апелиус прав: слишком много различий в культуре моего прошлого мира и этого, чтобы я смог действовать в соответствии с поступками прошлого Нильяма и говорить его словами. Шкура пацана была для меня слишком мала, этот секрет рано или поздно вскрылся бы.
— Давай поговорим начистоту, — кивнул я.
Трудно говорить на серьезные темы с тем, чьего лица ты не видишь и не можешь. Если бы Апелиус оказался передо мной, я бы смог читать его мимику, жесты и позы, а так оставалось довольствоваться только интонациями мысленного голоса. Тем не менее, я не стал говорить, что в прошлой жизни не поднялся выше семнадцатого сотрудника очистной службы. Я сел на стул и заговорил усталым, доверительным тоном:
— В прошлом мире я не сражался с самим собой. Ни с кем не сражался, если не считать десяток одиночных драк. Ты управлял империей, я же не могу похвастаться таким: не руководил ничем, кроме механизмов для уборки. Зато могу сказать, что выживал там, где точно не выжил бы ты. Я — житель настолько проклятого мира, что в нем не растет трава. Люди не могут дышать воздухом снаружи жилищ иначе, чем через механизмы, убирающие из воздуха яд. Я ребенок, родившийся на агонизирующей планете — на Ильмсхуре. Моих предков подкупили силой, перед которой не выстоит ни один маг: деньгами и дубиной. Не могу похвастаться, что был хоть на одной планете, кроме своей, но я видел сотни миров, архимаг. А умер я по ошибке: одни люди хотели навредить другим, и взорвали здание, в котором я в тот момент находился. Меня раздавило несколькими тоннами металлов и бетона.
— Интересно… Я потворствовал тебе в нехитрых играх: позволил пользоваться аналитическим заклинанием, частью своей сути. Давал небесполезные советы. Мне было интересно наблюдать, как ты пытаешься обвести меня вокруг пальца.
— И что теперь?
— А теперь — самый главный вопрос… — Апелиус выдержал драматическую паузу, а после недоумевающим голосом продолжил, — Ты попал в мелкого пацана! Неужели тебе не хочется взять от жизни то, что ты в прошлом от нее не взял? Нагнуть каждую девчонку, которая согласна, и каждую несогласную нагнуть? Вдарить тем, кто шире тебя в плечах так, чтобы они собирали зубы? Выбить дух из маститого лектора знанием его же предмета? Создать секту имени себя, или тайное общество, которое правит миром? Захватить этот самый мир, в конце концов!
Апелиус явно что-то компенсирует.
— Да нет у меня упущенных возможностей в прошлой жизни… Разве что тяга к знаниям — на Ильмсхуре от местных жителей оберегали знания, которые нам не полагались.
— Тяга к знаниям. Интересно… Тогда я продолжу наблюдать за миром твоими глазами. Я не буду захватывать это тело, даже после вскрытия тайны. Но я знаю правду, поэтому буду требовать от тебя соответственно возрасту. У тебя знания взрослого человека, а значит, ты обязан развиваться гораздо быстрее, чем окружающие малыши. Не знаю, как достигнешь этого: у тебя есть мозги, используй их. Даю тебе месяц на становление адептом. Если не справишься — рассержусь и простимулирую.
Ничего себе. Простимулирует он меня, с-сука… Какие дикие условия у старого вуайериста.
— Стимулируй, — согласился я, готовясь к ментальной схватке, — Можешь прямо сейчас и начинать. За месяц я точно не достигну ранга адепта, а если попытаюсь, то единственное зрелище, которым ты будешь обеспечен — это нервный бег по школе в попытке не обосраться с твоим заданием. И неизменно жидкий финал в конце. Но! Если ты откроешь мне доступ к аналитике заклинания, я сделаю все, что от меня возможно, чтобы достичь следующего ранга. Возможно, даже меньше, чем за месяц.
Не знаю возможностей заклинания Апелиуса, но если смогу получить его вычислительные ресурс, дело однозначно пойдет веселее.
Архимаг долго молчал, а затем выставил встречное условие:
— Дам тебе десять процентов ресурса, но взамен хочу, чтобы ты разрешил прогнать через заклинание свою память.
— Разве тебе для подобного требуется разрешение?
— Да. Если бы я мог, я бы проанализировал твою память сразу после попадания в тело. Не знаю почему, но я не имею доступа к твоей памяти.
— Ясно. А разве заклинание не привязано к твоей душе?
— Привязано. Но ведь ты тоже видишь цифры своего статуса, а значит, можешь отдать заклинанию команду на каталогизацию.
— Нет, — сразу, как вытянул информацию, отказался я. И не потому, что боялся делиться с Апелиусом чем-то личным или стыдился прошлого. Просто если император получит мою память от рождения до сего момента, он сможет предсказать абсолютно любой мой поступок. Он будет знать меня лучше, чем жена, с легкостью манипулирующая мужем после десяти лет брака. Я перестану быть интересен архимагу.
— Ну нет так нет… Тогда пять процентов и доступ к памяти местного Нильяма, идет?
— Хорошо. На это я могу пойти.
— Отложим составление каталогов на вечер. Ощущения будут ужасными, и лучше бы тебе в это время спать.
— Идет. И раз уж пошли такие разговоры, то и я отброшу свою безмерную тактичность. Как умер ты, Апелиус?
— Думаю, ты имеешь право знать… Все началось с тяги к совершенствованию. Лет в пять мне приснился сон, что я как обычно сижу дома, играю деревянными фигурками, и вдруг огромная рука разбивает окно и утаскивает маму. В районе,
