— Разложил товар купец! — недовольно проворчал Дед, разглядывая предлагаемый товар, в котором ему ничего не было нужно.
Как оказалось, общественной бани в поселении не было: ни мужской, ни женской. Теперь, Крон искал армейскую палатку, в которой можно было париться всем вместе, а не выстраиваться в очередь, залезая в капроновую по двое. Остальным, в это время, предполагалось сверкать достоинством на холодном ветру… Наконец-то, искомое было найдено и настало время переходить ко второй части торгов — договориться о цене. Жулик назвал такую цифру, что Деду пришлось имитировать искусственный обморок. Указывая рукой на предлагаемую тряпку, Дед закатил глаза и стал заваливаться на спину. Товарищи подхватили пострадавшего на руки, а Крон, тут-же надел ему на ноги белые тапки, поверх грязных сапог. Из каких глубин рюкзака он извлёк похоронную принадлежность, так никто и не понял, но в итоге торги состоялись, в результате которых торговец, чуть должен, не остался…
— Вот, только, никак в толк не возьму — на — хрена нам эта хреновина? — спросил Сутулый, когда толпа вышла на улицу.
— Скоро узнаешь, — ответил Крон и все разбрелись по делам.
Кто-то пошёл искать камни, кто-то собирать дрова, а Крон с Комбатом, сходив за водой, занялись разведением костра, выбрав место в стороне от железнодорожного поселения.
На собранной куче камней уже вовсю горел большой костёр, когда Комбат неожиданно спросил Крона:
— А откуда у тебя белые тапки?
— Какой-то умник сделал заводу заказ, на производство малой партии полиэтиленовых тапочек для городских поликлиник, но не традиционно синего цвета, а белого. Мотивировал он своё решение тем, что в медицинских учреждениях — всё должно быть белым, начиная с халатов и заканчивая кафелем в сортире. В основном, бабульки, были часто недовольны, примеряя перед посещением врача моднячие черевички. Им почему-то казалось, что в поликлинике их готовят к новой жизни, заставляя привыкать к обуви. Так сказать, вживаться в образ…
Постепенно все собрались вокруг затухающего костра, усевшись полукругом и молча смотря на раскалённые угли. Доцент, крутя в руках свежеломанным веником, не выдержал и спросил:
— Ну, а дальше что?
— Дальше про генеральшу! — в свою очередь, не выдержал Крон.
Угли перенесли на новое место, разведя, на их базе, новый костёр, а раскалённые камни тщательно промели веником. Когда зелёный брезент развернули, то вместо палатки обнаружили танковый чехол. Ругаясь и чертыхаясь; общими усилиями, над камнями возвели военную принадлежность и тщательно укрепили колышками, чтобы не улетела, под действием расширяющихся газов. После первой подачи воды на каменку, из рваного рукава, сшитого под ствол, прямо с торца повалил дым, вперемежку с паром и чёрной сажей, а чехол приподняло над землёй, вместе с висящими на нём сталкерами. Рукав пришлось завязать узлом, во избежании утечки драгоценного тепла, а брезент укрепить дополнительными кольями. Сталкеры прогрелись и разомлели, как листья на распаренном венике.
— Всё хорошо, только ногам холодно, — высказал своё мнение Пифагор. — Контраст, какой-то — нездоровый.
— Сделай так, как делают все умные люди, — ответил ему Почтальон, стоя на полипропиленовой сидушке и от удовольствия, переминаясь с ноги на ногу.
— Да, и ночью тепло останется, — удовлетворённо заметил Бульдозер.
— Так мы что — не у костра сидеть будем? — удивился Пифагор.
— Дался тебе этот костёр! — сморщился Бульдозер, как берёзовый лист на сушёном венике. — Спереди печёт, а сзади всё остальное мёрзнет. Так и крутишься всю ночь, будто пол влиянием паранормальных полей: то задницу огню подставишь, то мордой в угли тычешься — тут, главное, не перебрать с выпивкой.
— В танке переночуем, — согласился Почтальон.
…
Ночь опустилась на спящую станцию. Крон вспомнил, как длинными зимними вечерами, под протяжное завывание вьюги, он слушал странные рассказы про уходящую вдаль парочку. Проснувшись, он понимал, что это был всего-навсего сон. Затем ночью, ему опять снились, ещё более странные фрагменты сновидений про то, как по заснеженному полю вдаль уходил уже он сам. Просыпаясь, Крон так и не мог понять — кто куда уходил, зачем и почему.
Проснувшись утром в танковом чехле, он долго соображал, где находится. Включить фонарь не догадался и на ощупь пополз к выходу. Товарищи уже бодрствовали и блаженно грелись у разведённого костра, поправляя пошатнувшееся здоровье.
— Что с чехлом делать будем? — спросил Бармалей почтенное собрание. — Не таскать же его с собой!
— Бросим тут — местные подберут, — вяло ответил Бульдозер. — Не пропадёт, будь уверен.
Позавтракав на скорую руку, товарищи потянулись в сторону железнодорожной станции, в надежде выяснить недостающие детали, насчёт предполагаемого местонахождения блудных девиц. Крон имел, кое-какие соображения на этот счёт и, если его товарищи действовали по наитию, то он практически был уверен в их конечной точке маршрута, а так-же целях, ими преследуемых. Недоставало прозрачности пары пунктов и выяснения ряда мелких нюансов.
В помещении станции не было, практически, ни души, не считая пары сталкеров, потягивающих в углу утреннее пиво.
— Чего это сегодня бар подозрительно пуст? — спросил Комбат Костыля, протиравшего за стойкой штаны и кружки, давно нестираным полотенцем.
— Кто-то пустил слух, что на железнодорожную станцию прибыл ящик с исполнительными листами, — лениво ответил бармен, продолжая наводить чистоту.
— Правда, что ли? — опешил Доцент, а Сутулый с Кащеем вытянули лица, в сторону стойки бара.
Что их там привлекло больше всего: пиво или заявление Костыля — не представляло интерес, и поэтому, им быстро всучили по банке «Мартовского», чтобы не устраивали постановку театра мимики.
— Может и правда, — вздохнул Костыль. — Только какой дурак, из числа судебных исполнителей, сюда поедет? Хоть бы и с сопровождающим — им обоим жить, в лучшем случае, до первой аномалии, а скорее всего, до выхода из дверей вагона, где оба и схлопочут по восемнадцать маслин в секунду.
— Да нет! — возразил Боря Пряник, с вечера не покидавший пост за стойкой бара. — Косолапый говорил, что паника возникла из-за того, что на опушке леса видели военный экспедиционный корпус, при поддержке танковой дивизии.
— Да, у страха глаза велики! — засмеялся Почтальон.
— Может и велики, — согласился Боря.
Он задумчиво посмотрел в закопчённый потолок; отхлебнул из кружки мутную жидкость, издали напоминающую янтарный цвет и, обращаясь к своему товарищу, спросил:
