Суомландией каких-то тридцать километров! Птичка уже могла упорхнуть!
Иван Богомол покачал головой.
— Автомобильных дорог там можно сказать, что и нет, а поездом он не уезжал. Это было проверено в первую очередь. К тому же в связи с последними событиями пограничный корпус приведён в состояние повышенной готовности, границу так просто не пересечь.
— Вот именно! В связи с последними событиями! — всплеснул руками Альберт Павлович. — Что комиссариату до наших проблем? Они занимаются прибывающими на похороны великого князя эмигрантами!
Филипп Гаврилович поднялся на ноги, сорвал с шеи салфетку и бросил её на стол.
— И долго мы будем ждать у моря погоды? Я бросил работу не для того, чтобы оказаться запертым в гостиничном номере!
И он это тоже зря. Я бы мог попытаться отвлечь внимание замечанием о великолепном шницеле, но вместо этого налил себе чая. Чему быть, того не миновать.
Глаза Альберта Павловича превратились в две узеньких щёлочки.
— Не в моих принципах переходить на личности, но если бы вы должным образом исполняли свои обязанности, вникали в суть исследований подчинённых и наладили полноценный обмен информацией с секретной частью, мы бы в этой ситуации и не оказались!
Заведующий первой лабораторией глянул в ответ свысока и выдержал небольшую паузу, после чего заявил:
— Во-первых, Леопольд Медунец не был моим подчинённым, он лишь работал на базе лаборатории! Во-вторых, я не снимаю с себя ответственности за случившееся. И в-третьих, вам бы поговорку о соринке в чужом глазу вспомнить не мешало! Именно вы организовали наш выезд столь бездарнейшим образом, что он стал пустой тратой времени и средств!
Альберт Павлович принял выпад со спокойствием стоика.
— Ещё бы вы попытались ответственность с себя снять! — желчно изрёк он. — Я вообще склонен считать, что вы умолчали о сути исследований преднамеренно!
Филипп Гаврилович враз побледнел.
— Вы меня в чём-то обвиняете? — уточнил он звенящим от едва сдерживаемой ярости голосом.
— Я лишь хочу сказать, что узнай о сути исследований компетентные органы, их бы немедленно засекретили. Плакало бы тогда ваше соавторство, лавры бы достались совсем другим людям!
— Чушь собачья!
— У вас ещё будет возможность оспорить моё заключение! — уверил Альберт Павлович задохнувшегося от возмущения оппонента и перевёл взгляд на Ивана. — Теперь что касается бездарной организации нашей командировки… За межведомственное взаимодействие отвечаю отнюдь не я, не так ли?
— Да причём здесь взаимодействие! — возмутился Богомол. — Зачем вообще сюда лететь было? Чтобы меня во всех смертных грехах обвинять? Так я сразу сказал: оставайтесь в Новинске! Телеграф, слава богу, ещё работает!
Я начал прикидывать, не пора ли делать ноги, пока не досталось на орехи и мне, но ощутил приближение энергетической аномалии и подобрался, а следом раздался стук в дверь. Филипп Гаврилович повернулся, явно намереваясь сказать: «Войдите!», но и не пришлось. К нам, не дожидаясь формального разрешения, присоединился Михаил Ключник — тот самый оперативный уполномоченный, который упорно именовал меня «студентом».
— Господа… — ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс он, прикрыв за собой дверь.
— Надеюсь, вы его взяли? — заметил Филипп Гаврилович.
— Кого именно мы должны были взять? — поинтересовался оперативник, расстёгивая кожаный плащ.
Заведующий первой лабораторией воззрился на него с нескрываемым возмущением.
— Леопольда Медунца, конечно!
— Им другой отдел занимается, — объявил Ключник, раскрыл папку и вынул из неё стопку фотографий. — Мы расследуем нападение на вас.
— Ах, вот оно что! — поскучнел Филипп Гаврилович. — И есть подвижки?
Оперативник ничего не ответил и начал раскладывать на журнальном столике фотоснимки.
— Подходите по одному, — потребовал он и, когда первым на этот призыв отреагировал Альберт Павлович, сказал ему: — Узнаёте кого-нибудь?
Мой куратор почти сразу постучал пальцем по одному из фотоснимков.
— Он.
Ключник не выказал ни радости, ни огорчения и обратился к заведующему лабораторией:
— Прошу…
Филипп Гаврилович изучал фотокарточки куда дольше, хмурился, сопел и колебался, затем всё же со своим решением определился, тогда пришла моя очередь выбирать из дюжины светлоусых тридцатилетних мужчин того, который направил нас в засаду. Сделаны снимки были с изрядного удаления, а после увеличены и потому казались не совсем чёткими, но никакого труда опознание не составило.
— Этот.
Оперативник кивнул и начал собирать фотоснимки.
— И что теперь? — насел на него заведующий лабораторией. — Вы арестовали его? Теперь-то мы уже можем заняться своими делами?
— Нет.
— Что — нет?!
— Нет, ещё не арестовали, — заявил Ключник, даже не пытаясь скрыть сквозившего в голосе пренебрежения. — И нет, покидать гостиницу вам по-прежнему нельзя.
— А когда будет можно?
— Как только, так сразу. — Оперативник сунул стопку фотокарточек в папку и скомандовал мне: — Пошли, студент, официальное опознание проведём.
Я допил остывший чай и снял с вешалки пальто. Иван Богомол перехватил выразительный взгляд Альберта Павловича и вызвался нас сопроводить, но его присутствие было сочтено оперативником излишним, номер мы покинули вдвоём.
У парадного крыльца гостиницы нас дожидался легковой автомобиль с включённым двигателем — чёрный и неброский, внешне ничем не отличимый от любого другого легкового автомобиля. Ключник занял пассажирское сиденье рядом с водителем, мне пришлось забираться на задний диванчик, где уже сидела пара хмурых парней в штатском.
Первый нехороший звоночек прозвучал, когда автомобиль не поехал на Якорную площадь, а вместо этого сразу после Синего моста вывернул на набережную и начал удаляться от центральных районов города, явно направляясь куда-то в его юго-западное предместье. И хоть в столице я совершенно не ориентировался, предчувствия сей факт вызывал у меня самые безрадостные.
Нюх на неприятности не подвёл: машина в итоге остановилась в пустынном переулке поблизости от пары легковушек без опознавательных знаков, хлебного фургона и полуторки, замотанная брезентом конструкция в кузове которой не могла быть ничем иным кроме как крупнокалиберным пулемётом. Там же топтались и курили с дюжину мужчин в штатском, наособицу стоял полицейский наряд.
Мы выбрались из салона, и Ключник сразу двинулся к дожидавшимся его коллегам, а парни открыли багажник и достали из него пистолеты-пулемёты и подсумки с узкими, чуть изогнутыми магазинами. Один так ещё и противопехотные гранаты на длинных деревянных ручках по карманам распихал.
На опознание меня привезли, значит. Ага, ага…
Среди незнакомых сотрудников комиссариата я приметил Василя и двух его сослуживцев по секции-пятнадцать, к ним и подошёл.
— Чего тут у вас? — спросил, пожимая руки.
— Сами не знаем. Инструктажа ещё не было, — ответил Василь. — Ты здесь каким ветром?
— На опознание выдернули. Вроде как.
— Почему — вроде как? — хмыкнул Степан, поправляя свисавший с плеча ППС. — Сначала задержание, потом опознание. Привыкай! У иностранного отдела всё через одно место.
— Прямо всё-всё? — с непонятным нажимом уточнил плечистый Дмитрий и с усмешкой
