Клара остановилась, вскинув рубиновую шпагу в первую позицию. Умения, вошедшие когда-то, казалось, в саму плоть, не забываются, схватка с неупокоенными на улицах родного Поколя это подтвердила. Ну, что ж, ловушки и капканы, пришёл ваш черёд.
По лезвию пробежала цепочка алых огоньков, словно рубины эфеса щедро делились собственной кровью.
Капканы можно обезвреживать, долго, нудно и упорно. А можно ударить огненной плетью, выжигая всё вплоть до металла, на две дюжины шагов перед нею. Но сперва надлежит разогнать туман…
След, ясный и чёткий, уходил прямо у Клары из-под ног, манил, почти сводя с ума. Чего ты медлишь, словно кто-то шептал ей на ухо. Твои дети там, впереди, всего за сотней шагов сквозь серую мглу, надо торопиться, чтобы расчистить дорогу, чего же ты медлишь?
Слишком просто и очевидно для боевого мага Долины. Слишком нарочито. Туман примет её силу, растворит в себе и погасит.
…Сорвавшийся с острия рубиновой шпаги огнешар смёл и разметал серое марево, открыв неширокий проход. На «земле», на твёрдой основе Межреальности взбухал и пузырился круг чего-то зеленоватого и едкого, наверное — один из расставленных капканов. Поверхность ловушки, тем не менее, быстро успокаивалась, пузыри и волны исчезали; несколько мгновений — и всё вновь стало, как прежде.
И туман тоже спешил вернуться, поглотив в своих глубинах пущенный Кларой огнешар.
Спиной она чувствовала взгляд Кора Двейна, внимательный и настороженный. Что ж, смотри себе… пока.
Клара опустилась на корточки и взялась за первую ловушку. Дело предстояло долгое и нудное — по ниточке расплетать сложный узел наложенных заклятий, превративших ткань Межреальности в гибельный капкан… Да ещё вдобавок и полуживой, и полуразумный.
И очень, очень голодный.
* * *
Ирма брела по родному Поколю, не узнавая почти ничего. Нет, дома стояли прежние, но… Сорванные ставни и двери, поваленные ворота и плетни, опрокинутые журавли у колодцев, завалившиеся срубы. Растерянно топчущиеся тут и там люди, вооружённые кто чем; и повсюду — полуразложившиеся трупы.
Но девочка Ирма уже не была просто девочкой, что при этакой картине в ужасе забилась бы с головой под одеяло. Она сама убивала этих неупокоенных, совсем недавно, здесь же, рядом с Поколем. И сейчас она шла, ступая осторожно, но безо всякой боязни, держа на руках ворчащего Серка.
Пусть только сунутся, ожесточённо думала она. Пусть только попробуют. Я справлюсь и безо всяких драконов.
Перед домом госпожи Клары Хюммель — сейчас наглухо закрытым, с запертыми воротами и ставнями под большими замками — толпилось десятка два поселян с топорами, вилами, дубинами, колами и прочим.
— Гад, подобраться никак не даёт… — гнусаво скулил здоровенный шорник Мырнай. Обе щеки его носили следы кошачьих когтей.
Мырная Ирма терпеть не могла — вечно отпускал в её сторону сальности, мол, подрастаешь, красавица, скоро уже и для женского дела сгодишься! И шлепок по мягкому месту всё норовил отпустить.
— У меня тоже — вишь, всю ногу разодрал, — мрачно бросил другой селянин, резчик Жижма. — И как только, подлюка, исхитряется? Даже собаки не помогли.
— Ага, моему Клыку всю морду исполосовал, — визгливо зачастила молочница Хильда.
— Да спалить гнездо проклятое, и вся недолга! — пробасил Прескас-кожемяка.
— Вот и иди пали, — накинулись на него. — Сам вон бери солому и тащи под угол! Посмотрим, что от тебя кот колдовской оставит!
Кот колдовской?.. А, ну конечно. Шоня. Никого не подпустит к дому.
— А для ча тащить-та? — удивился здоровенный кожевенник. — Дай-кось мне…
Пылающий пук соломы, обмотанный вокруг первой попавшейся жердины, полетел прямо на черепичную крышу, скатился с неё и застрял в растворе ставен. Пламя лизнуло крашеные доски раз, другой, третий…
— Вот так-то оно вот, — надулся от гордости Прескас. — Еще давай! Кидать станем.
На гребне крыши появилась неслышная хвостатая тень. Замерла на мгновение и вдруг ринулась вниз, прямо к горящему пучку соломы. Люди только рты раскрыли, видя, как страж-кот (не пойми, то ли кот, то ли тень его) невероятным образом извернувшись, нырнул за ставень, а в следующий миг жердина, словно брошенное умелой рукою копьё, отлетела прочь, угодив смекалистому кожевеннику прямо поперёк груди, да так, что на нём мигом вспыхнула рубаха.
— Поможите! — завопил Прескас, кидаясь из стороны в сторону.
Серко дёрнулся у Ирмы на руках, но она лишь сильнее прижала его загривок.
Нет, мой волчок. Если народ ополчился на госпожу Клару, всем известную чародейку, то от тебя он уж точно мокрое место оставит, едва узнав о волшебной игрушке.
Жижма с Мырнаем, однако, не растерялись. Сноровисто повалили здоровенного кожевенника, быстро сбив пламя.
— Видел теперь? Понял? — упёрла руки в боки Хильда. — Поделом тебе, дураку, досталось. Не лезь в воду, не зная броду.
— То-то у вас много чего вышло, знатоки, — проворчал Прескас, кое-как приходя в себя. — Всем вместе факелы кидать надо, тогда не успеет кот волшебный…
— Если он волшебный, то всё равно успеет, — уныло заявил колесник Берда. Штанина у него была разорвана, от колена вниз по голени тянулись три глубоких кровоточащих царапины. — Мы тут уже все попятнаны. Твоя теперь очередь, Прескас.
— Моя?! Вот ещё! Да што мне, больше всех надо, што ли?
— Больше, не больше, а спалить гнездо проклятое всё равно надо! — вновь взвизгнули Хильда.
Народ стал нудно препираться, Ирма поняла, что тут, скорее всего, так ничего и не случится. Держа Серко на руках, кружным путём вернулась обратно к трактиру. Куда ей было ещё идти? В конце концов, немногие её собственные вещи — там, у Свамме-гнома, в стареньком и потёртом сундучке, что она перетащила из бабушкиного дома, прежде чем его продали…
— Ирма! — вскинулся Свамме, едва завидев девочку. — Огни подземные, где ж тебя носило-то?! — Ответа он не ждал, тараторя с умопомрачительной скоростью. — Ну, где б ни носило по таким делам, хвала Спасителю, что вернулась, что мертвяки тебя не схарчили.
— Не схарчили, дядька Свамме, — кивнула девочка.
— Не схарчили, вот и слава всем богам, — быстро закивал гном. — Давай, милая моя, передник надевай — и за дело. Сама видишь, я тут кручусь, рук не покладая!
Чистая правда, подумала Ирма. Гном сжимал в огромной ладони малый топорик для колки растопки. Плита уже загружена дровами, наготове стоят и котлы. Трактирный зал пуст, но люди заглядывают, всё чаще и чаще.
— Гей, Свамме, пиво-то у тебя не перевелось?
— Не перевелось, Журкас, у меня оно никогда не переводится! Может, и не из Синехатовки, моё собственное, да не хуже ихнего будет!
