Бондарчук Максим Сергеевич
Гидра
Эта ночь не задалась с самого начала. Тот же сон, те же картины, что, сменяя друг друга перед моими глазами, словно слайд-шоу, пробегали с невероятной скоростью и, слившись в единое целое, заставляли с ужасом подпрыгивать в своей постели и хвататься за голову. Опять. Ничего не менялось. Каждый раз, когда веки опускались на глаза, а разум отправлялся в иное пространство, я видел их. Они как пули впивались в мой мозг и дробили его своими воспоминаниями, не давая расслабиться и приготовиться к следующему дню. Вот и теперь все повторилось точно так же. С поразительной точностью, копируя друг друга, этот сон, точнее обрывки сна, появлявшиеся каждый раз, когда я засыпал, воспроизводили куски моего прошлого, которые я так старался забыть все это время.
Будильник зазвенел как-то сильнее обычного. Его острый, как лезвие бритвы, звук влетел в мою голову, заставив подняться с постели и направиться к нему. Специально оставленный в нескольких метрах от кровати, он был похож на приплюснутый овощ, который вот-вот был готов развалиться на части.
Взглянув на его электронный циферблат, я с ужасом понял, что проспал. Опять. Даже, несмотря на все попытки заставить себя лечь раньше обычного и не опоздать на утренний брифинг, я вновь совершил ошибку.
«Он не простит мне этого» — пролетело у меня в голове, которая начала приходить в себя.
Подойдя к шкафу и вытащив наружу, уже ставшую привычной, свою повседневную форму, я взглянул в зеркало. В этом небольшом, больше похожем не триплекс боевого робота, зеркальце появилось отражение потерявшего всяческий человеческий вид солдата. Глаза, впавшие в глазницы и покрасневшие от постоянного напряжения, они напоминали два красных сигнальных огня, что появляются в небе каждый раз, когда погибает отряд «боевых». Эта странная ассоциация, появившаяся у меня в голове, не была случайностью или простыми кознями уставшего организма, чей разум не проявлял должной прыти и не хотел начинать работать. Оно возникло нарочно, будто не давая забыть то, что произошло совсем недавно, там, где заканчивается мирная жизнь и тихая ночь, сменяясь на постоянный гул двигателей и взрывы снарядов, бившихся о броню железной машины. Этот лязг, я не забуду его никогда….
Но все рано или поздно заканчивается. Боль уходит, потери забываются. Даже самые страшные, когда сжав зубы от страшной скручивающей боли, я мысленно прощался с жизнью. Так было всегда и так случилось сегодня. Я уже и забыл, когда что-то происходило иначе. Может, это было в прошлом месяце? Или, быть может, в прошлом году? К своему собственному стыду я не мог даже примерно прикинуть, когда же в моей жизни было что-то по-другому.
Но время шло и проклятая стрелка давила свою линию, красноречиво напоминая, что надо идти. Поправив свой ворот и, последний раз кинув прощальный взгляд в потускневшее зеркало, я направился к выходу. В такую рань здесь не было никого. Длинные коридоры казались мертвыми. Не было даже техников, которые обычно метались из угла в угол, пытаясь привести в порядок потрепанные корпуса боевых машин. Сегодня все будто поменялось. Распорядок, который был нерушим столько лет, внезапно был сорван какой-то очень важной встречей, нарушившей привычный ход жизни этого места.
Дверь, выводившая к выходу, была слегка приоткрыта.
«Опять нарушение инструкций» — пролетело в голове. Эта привычка до сих пор не покидала меня. Дотошность во всем — вот что я ненавидел в себе больше всего. Ни что так сильно не выводило меня из себя, как подобные мелочи, которые другому человеку показаться незначительными.
Утро встретило меня холодным западным ветром, что всегда появлялся в этих широтах в раннее время. Своего рода визитная карточка погоды, которая никогда не изменяла себе и каждый день, ровно в это время, можно было ощутить ее легкое дуновение, тем не менее, пробивавшее даже самую плотную униформу и заставлявшее мышцы резко вздрагивать.
— И что забыл в такую рань, наш пилот? — хриплый голос уже немолодого мужчины появился недалеко от меня.
— Привычка.
— Привычка не давать своему организму отдохнуть может оказаться намного пагубней, чем любая другая напасть. Вам надо поспать.
— Спасибо, Ханлан, но я буду рад, если ты еще раз проверишь трансмиссию, в последний раз она себя неважно вела.
— Уже проверил… два раза.
Мой техник-механик был на своем посту. Удивительно как он вообще мог стоять на ногах в такое время, по тринадцать часов безвылазно ковыряясь в системах боевой машины. Он будто был сделан из стали. Не чувствовал боли, усталости. Сколько бы раз я не появлялся возле своего бокса, он оказывался там и был готов к боевым свершением. Я как-то спросил его обо всем этом, но в ответ получил лишь ухмылку, которая в тот момент не значила ровным счетом ничего.
Машина стояла вдоль основного бокса и была готова отправиться в бой. Сверкая в падающих лучах рождающегося солнца, она казалась каким-то странным чудовищем, чьи размеры поражали воображение даже бывалых пилотов.
Они все здесь находились. Огромные бронированные, способные продавливать направление одной лишь своей броней, принимая на свой корпус бесчисленные количества снарядов. Другие — поменьше. Предназначенные для быстрых вылазок в тыл противника и разведке на поле боя. Их было много и все они сегодня стояли здесь. Как застывшие колоссы, приготовленные для смертельного броска, они ждали своего часа, чтобы в один прекрасный момент выплеснуть всю свою мощь на позиции противника.
Но цель моя была в совсем другом месте. Она скрывалась за высокими деревьями, в густом лесу, чьи исполинские стволы, как копья, тянулись вверх и были готовы пронзить небо. Здание генералитета. Четыре этажа высотой, оно вмещало все необходимое и было как символ нашей эпохи, в которой нам всем довелось жить. Потрепанное от времени, некогда белое красивое здание, всего за каких-то пару лет превратилось в обугленный кусок бетона. Не осталось даже намека от былой напыщенности и шарма.
Мне сообщили о встрече еще вчера, как раз после возвращения в расположение. Еще не успев спуститься с боевого мостика и стряхнуть с себя остатки прошедшего боя, я вдруг оказался поставлен перед фактом моего увольнения. Странно все это было. Ни причин, ни разъяснений, только короткое сообщения. Даже проведя за мыслями долгое время, я так и не смог понять причин моего отстранения. Но почему так рано? Ответов не было, они скрывались здесь, за металлической и хорошо охраняемой дверью, где свесив свое оружие, стояли несколько солдат.
