Дом на костях… Я знал о старом обычае — когда строилась крепость, в одну из стен замуровывали самого храброго и сильного воина, чтобы тот отдал свою силу камням. Я видел немало разрушенных крепостей, в руинах которых находили скелеты в старинных доспехах. Страшный обычай, но самым страшным казалось то, что воины считали за честь быть замурованными!
— Может, и на костях, — раздумчиво протянул цыган. — Кто его знает? Старый дом…
Зарко говорил о доме со странными интонациями, как о чем-то родном и близком, ставшем недосягаемым. Так говорят о близком человеке, ушедшем так далеко, откуда не будет возврата.
— Девочка ко мне ночью приходила, — сказал я. Подумав, добавил: — Мертвая девочка.
Почему-то рассказ взволновал моих спутников. Папуша и Зарко о чем-то горячо заспорили. Потом, не сказав мне ни слова, разбрелись по дому, старательно трогая пол, прощупывая стены. Неужели ищут мертвую девочку? Раз так, не стоит ли поискать подвал?
Возможно, мы бы ничего не нашли, если бы не Шоршик. Кот, как всегда, появился неожиданно. Еще хорошо, что не из воздуха. Нет, Его Сиятельство вошел в дверь, прошел к очагу и протяжно мявкнул.
Хрупкие косточки, присыпанные сажей, были спрятаны под одним из камней очага.
Я думал, мы будем копать могилу, но Зарко решил иначе. Старый цыган сам нарубил дров, осторожно уложил на них останки ребенка, убитого кем-то в незапамятные времена.
Засмотревшись, как языки пламени облизывают детские косточки, я прислушивался к треску костра, не сразу услышав шум за спиной. Обернувшись, увидел, что начала проседать кровля.
— Твою мать! — ругнулся я, метнувшись в дом.
Едва успел выбросить вещи, а главное — доспехи и оружие, но все равно схлопотал по голове падающей балкой — чувствительно, но без серьезных повреждений.
— М-да, — только и сказал я, переводя взгляд с огня на разрушающееся строение. К тому времени, когда костер прогорел, желтый дом превратился в груду желтых руин.
Мы копали землю мечами и топорами, превращая кострище в небольшой курган. Когда он вырос до пояса, Зарко махнул рукой — хватит. Встав на колени, старый цыган стал что-то говорить — не то молился, не то просил о чем-то.
Я был немного задет — почему со мной не говорят, не хотят объясняться, но решил списать это на усталость.
Даже не поев, мы отправились в обратный путь. Очень хотелось вернуться как можно быстрее. Если не делать остановок, за день-два мы вернемся на поляну. Потом — домой!
Но ехать без промедления не получилось. Зарко, выполнявший роль конной разведки, умчался вперед (как он до сих пор глаза не выколол?), а вернувшись, замахал руками: мол, стойте!
Меня разобрало любопытство — что же такое увидел старый конокрад? Выпустив из руки повод, подошел к спешившемуся цыгану.
— Что там? — спросил я тихонько, почти на ухо.
— Гномы идут! — ответил старик одними губами, придерживая кобылу за ноздри, чтобы та не заржала.
Никогда раньше не видел гномов! Скинув все лишнее, я пошел вперед, а потом улегся на землю и пополз.
Я извивался, прикрываясь травой и кустами, но, видимо, за давностью лет и отсутствием практики (в разведку ходил давно-давно, еще будучи простым мечником), выполз на крутой камень и едва не скатился прямо на торную тропу, по которой и двигались гномы. Повезло!
Встреть я такого в городе, не подумал бы, что это гном. Никаких тебе ярких колпаков и длинных бород. Обычные люди, разве что маленькие — по пояс взрослому человеку. И бороды — у кого-то есть, у кого-то нет. В общем, все как у нас, только меньше.
Гномов было человек двадцать (не в штуках же мерить?), а между ними катились повозки, в которые были впряжены пони — короткие толстые ноги, широкие головы и сами такие, все из себя лохматые. И сильные! Такую повозку утащит не каждая лошадь.
Выйти, да и спросить — не видели ли вы молодого рыцаря Йоргена? Пропал парень пять лет назад, теперь ищем. Мысль интересная, только в руках у гномов я заприметил луки. Выскочу — нашпигуют стрелами, и пожалуйста — готово любимое цыганское блюдо! Нет уж, пусть они идут, а я пока полежу…
Шастает мелкий народец туда-сюда, не боясь проклятия Черного леса. Интересно — куда идут? Хотя… В половине повозок стояли деревянные ящики, а в другой — бочки, прикрытые рогожей. Если меня не подводит нюх — рыба! Что там Курдула говорила — гномы меняют форель и сыр на зерно?! Значит, если пойти по этой тропе, можно попасть в Вундерберг.
Насмотревшись на гномов, я вернулся назад и сразу же получил выговор.
— И зачем ты туда полез? — упрекнул меня Зарко. — Радуйся, что гномы не заметили!
— Любопытно стало, — смущенно отозвался я, словно мальчишка, застигнутый за подсматриванием.
— А чего любопытного-то? Гномы — они гномы и есть, — удивился Зарко.
— Артакс их никогда не видел, — заступилась за меня Папуша. — Ты вспомни, как я рот разевала, когда ты меня сюда привез… Шойзеля на мосту увидела — полдня орала.
— Все забываю, что ты к нам из диких земель пожаловал. Гномов не видел, от брауни шарахался. Теперь еще скажешь, что единорога не видел.
— ??
— Вон, на кобылу мою посмотри — я у нее рог отпилил. Не веришь, сам потрогай.
Я подошел к кобыле, потрепал за гриву, раздвинул челку, скрывающую лоб, пошарил, пытаясь найти пенек от отпиленного рога, на что гнедая склонила голову и доброжелательно фыркнула — видимо, ей понравилось.
— Лучше, лучше чеши, — зашелся в хохоте Зарко, а Папуша добавила, давясь от смеха:
— Может, гребень дать? Клопов лесных вычешешь!
— Тьфу ты! — плюнул я в сердцах, поняв, что меня разыграли. Махнув рукой, взял Гневко в повод, и мы пошли дальше.
— Похоже, мы на тайную гномью тропу вышли, — сказал цыган. — Вот вдоль нее и пойдем, а там на тракт через Шварцвальд выйдем.
— А мимо Томаса не пройдем? — забеспокоился я.
— Не пройдем, — уверенно сказал Зарко. — Гномы на той же поляне ночевать станут, а уже потом в Вундерберг пойдут.
— А
