если нам прямо по тропе идти? — предложил я.
— Не стоит, — покачал головой Зарко. — Пойдем по тропе — можем на гномов наткнуться.
— Ну и что? — не понял я. — Зато будет быстрее, чем по лесу идти.
— На гномов наткнемся, поймут, что мы на их тропу вышли. По ней напрямую в их город попадем, а гномы этого не хотят.
— Понятное дело, — кивнул я. — Гномам выгоднее самим товары возить, а иначе наши купцы к ним нагрянут.
— Да не в этом дело, — вздохнул цыган. — Боятся гномы людей.
— А чего им бояться? — удивился я, а потом встревожился: — А Томасу они ничего не сделают?
— Томасу-то за что? На этой поляне все ночуют, кто хочет. Старый ведь ни про тропы тайные, ни про другое не знает.
— А что за страшные тайны?
— Э, баро, ты из Швабсонии приехал — много там гномов видел?
— Ни одного, — честно ответил я. — Раньше считал, что гномы лишь в сказках живут.
— У вас только в сказках, — кивнул цыган. — А почему, понимаешь?
Кажется, я понимал, почему гномы остались лишь в сказках, но решил-таки спросить:
— В сказках у нас про гномов рассказывают, про эльфов. Неужели мы их убили?
— Мы…
Цыган фыркнул, покрутил головой и уехал вперед. Обиделся, что ли?
— Чего это он? — поинтересовался я у Папуши.
— Так… — неопределенно повела девушка плечами, но ничего толком не сказала. Ну ладно, как хотите…
Вечером, сидя у костра, когда мы вяло жевали последнюю пригоршню пшена, сваренную с корешками, я не выдержал:
— А эльфы в здешних краях есть?
Зарко и Папуша, словно по команде, уставились на меня.
— Мы сегодня кого хоронили? — спросил цыган.
— Как кого? — не понял я. — Девчонку мертвую. А что?
— Мы эльфийку маленькую похоронили, — хмуро сказал цыган.
— Эта мертвая девочка — эльф? — опешил я. — А почему не похожа?
Зарко и Папуша переглянулись, вздохнули. Видимо, смирились с моей бестолковостью.
— Артакс, а ты как себе эльфа представляешь? — поинтересовался цыган. — На кого он похож?
Да, а как я себе представляю эльфа? В разных сказках они описываются по-разному.
— Н-ну, маленький такой человечек, с крыльями. Летает со цветка на цветок, как бабочка. Еще слышал, что эльфы — это души деревьев, живут в лесу.
Папуша и Зарко еще раз переглянулись и звонко расхохотались.
— Вы чего? — удивился я.
— Представила, как дед со цветка на цветок летит, — вытерла слезы Папуша. — Или по лесу бежит!
— Чего?! — вытаращился я. — Цыгане — это эльфы?
Зарко посмотрел на меня так, как смотрел на нас кот, — чуть снисходительно. Улыбнувшись печально и многозначительно, старый цыган рассказал:
— Когда-то наш народ на реке Ганг обитал. Жили мы в мире и дружбе со всем живым, знали язык зверей, птиц. Наш народ если и вырубал деревья, то вначале спрашивал разрешения. Потом пришли люди со светлой кожей. Они вырубали деревья, строили города, а эльфов начали превращать в рабов. Мы не умели воевать, но не хотели становиться рабами. Так вот и разбрелись по всему свету и стали нас называть — дети Ганга, цыгане! Наш народ пытался по-прежнему жить. Но опять приходили люди с бледной кожей и заставляли нас жить по-своему. Нас убивали, мы убегали. Раз не получается нам на одном месте жить — стали мы кочевать, чтобы себя сохранить. Сколько могли — жили, а теперь вот мало осталось ромал. Уходят ромы, растворяются, как снег в воде. Многое наш народ позабыл, многое утратил. Остались лишь самые капельки знаний. Но и эти капельки теряем. Еще мой отец мой язык лошадей понимал, отвечать мог. А я нет.
— Зато ты рычать умеешь, как тигр, — улыбнулся я.
— Это меня дед научил. Говорил, мол, может, когда пригодится. Тигры в здешних местах не водятся, но у собак перед ними страх в крови сидит.
— Не только у собак, — хмыкнул я, вспомнив, как сам чуть не наделал в штаны, услышав рычание.
— Это все ерунда, баро, — махнул рукой Зарко. — Бабка моя судьбу человека видела, как наяву, а мать уже только гадать умела. Хорошо еще, что Папушу научила травы искать и лечить.
— А Папуша гадать умеет? — поинтересовался я.
— А тебе погадать нужно? — оживилась девушка.
— Не нужно, — отказался. — Не верю я гадалкам.
— И правильно делаешь, — усмехнулась Папуша. — Может, остались еще настоящие драборавкини, но я таких не встречала. Я, когда гадаю, глаза страшные делаю, а если ручку не золотят — как скажу: «Тэ скарин манн Дэвэл!», так сразу мне деньги суют!
— А у тебя у самого эльфов в роду нет? — поинтересовался цыган. — Иначе как ты своего коня понимаешь? Я давно на свете живу — не видел, чтобы гаджо так коня понимал. Да и я сам — понимаю, о чем конь говорит, а ему сказать не могу.
О том, почему я так хорошо понимаю Гневко, меня спрашивали не раз. Поэтому ответил так, как привык отвечать:
— Это не я его понимаю, а он меня. Конь умный попался.
— Так тоже бывает, — не стал спорить Зарко.
Я попытался усвоить новое знание. Эльфы — это цыгане, цыгане — это эльфы. Стоп! А как же девочка?
— Зарко, а почему ты решил, что девочка тоже из ваших… из эльфов?
— Я, как дом этот в лесу увидел, так сердце и обмерло, — вздохнул цыган. — Дед мне рассказывал, что раньше эльфы в круглых домах жили. И кувшины такие же, как мы, делали, и очаг. Почувствовал. А когда кости нашли — сразу и понял, что она из наших. Показалось — кто-то родной.
— Подожди-ка, — вспомнил вдруг я, что девочка произносила какие-то слова. — Она же мне говорила… Подожди… Сейчас вспомню. Как это? Май… манг… шаларес?
— Может, мангэ шилалэс? — вскинулся цыган.
— Точно, мангэ шилалэс, — подтвердил я. Полюбопытствовал: — А что это означает?
— Означает — мне холодно, — перевел мне Зарко. Задумавшись, цыган уставился в одну точку.
— А это не та
