вот это я могу предложить тебе в избытке. Шаг вперед, подсечка и мы вместе падаем на пушистый ковер. В светлой радужке глаз распростертой подо мной женщины я увидел свое отражение, медленно закрыл глаза, а когда открыл, то они уже полыхали чернотой. Я не скрывался и хотел показать ей кто я есть на самом деле, не отдавая себе отчета о последствиях такого необдуманного риска. Если я думал, что она испугается, то весьма жестоко ошибся, потому что леди Торнтон, увидев перед собой потенциально опасное существо, запрокинула голову и застонала. Да, у нее действительно что-то не так с головой. Но думать больше не хотелось. Она хочет пожестче, отлично, потому что я и не собираюсь себя сдерживать.
Часа через два я шел к своей каюте, и меня изрядно штормило при каждом шаге. Да, вот это дамочка без тормозов. Для нее чего-то запретного или неприемлемого вообще, похоже, не существует. В кармане приятно зашелестели купюры, она мне все-таки заплатила, снисходительно потрепав напоследок по щеке, даже не поинтересовавшись, с какой-такой непонятной зверушкой только что кувыркалась. Ей было все равно, главное, что «бой» доставил ей удовольствие. Меня не оставляло чувство, что я стал всего лишь очередным экспонатом в ее своеобразной коллекции. Оставалось только надеяться, что этот музей будет закрыт и леди Торнтон умеет держать язык за зубами, потому что некоторым может стать интересно, кто это такой необычный скрасил жаркий вечер великосветской особе, придав немного пикантности весьма своеобразного рода. Хотя бы до Осоки. А там мне будет уже все равно.
Войдя в каюту, я столкнулся с Фудзико. Она пропустила меня, втянув воздух носом.
— Ты воняешь этой белобрысой потаскухой из випов, — прошипела она, отодвигаясь от меня.
— И что? Какое твое дело, кем я воняю? — лиса разъяренно смотрела на меня, в то время, как мне хотелось только помыться и упасть уже на кровать. Надо же, а ведь я считал себя покрепче. Повернувшись, я наткнулся на яростный взгляд желтоватых глаз. — Прекрати, иначе я решу, что ты меня ревнуешь.
— Помечтай, — она фыркнула, но потом снова сжала зубы так, что я услышал их скрип. — Я не могу находиться в этой вони! Ты словно извалялся на помойке, словно всю жизнь проработал на переборке самого отвратного мусора, как будто самый грязный эта! — почему-то меня последняя фраза просто взбесила.
— Поаккуратнее со словами, дорогуша, — процедил я, чувствуя, что еще немного, и просто удавлю наглую лису. — У тех же эта гораздо более достойный труд, чем у облезлого оборотня, промышляющего мошенничеством, облапошивая наивных идиотов. Можешь поделиться, а то я как мужчина, воспитанный эта не до конца понимаю, чем то, что я проделал недавно, отличается от того, что мечтаешь провернуть ты сама, чтобы обеспечить себе безбедное существование? По сути ты, такая же шлюха, как и та, которой от меня «воняет». Пойду пройдусь, иначе кто-то может пострадать, а ты, как ни крути, мне еще нужна в течение двух дней, пока мы не войдем в порт Осаки.
Схватив ее за плечи, я отшвырнул лису с дороги, краем глаза отметив, что она упал на кровать. Скривившись, потому что я хотел, чтобы она приземлилась куда-нибудь на пол, желательно виском об угол тумбочки, я вышел из каюты, хлопнув дверью. Вот же дрянь рыжая. Такое неплохое настроение умудрилась испортить. Руки сами собой сжались в кулаки. Про воспитание эта я все же лукавил, и сам не мог понять, что на меня нашло и почему я стал таким ревностным противником кастового неравенства. Было в этом что-то неправильное. Скорее всего, химитсу, находившийся в спячке долгие годы в окружении тех же самых эта каким-то образом их ревностно оберегал, а после слияния эти чувства передались и мне. Ведь меня никогда не заботило разделения на сословия. Я всегда воспринимал это как должное, даже в то время, когда только попал в Центр распределения.
Гулять по нижней палубе — удовольствие то еще. Но я уже знал, что где-то здесь был оборудован небольшой спортзал для команды, как будто у кого-то хватало сил и желания после достаточно тяжелой работы еще и железо тягать. А вот мне сейчас как раз чего-то такого и хотелось.
Я мотнул головой, внутри меня прошлась волна возбуждения, только иного характера, нежели с леди Торнтон, когда я подумал о том, что мне точно не помешал бы какой-нибудь спаринг или небольшая стычка, чтобы элементарно выпустить пар. Все же даже думать о том, чтобы сцепиться с кем-нибудь в потасовке, даже с кем-то эфемерным заставляет мое внутреннее я просыпаться и требовать перейти от мыслей к действиям. Первое, что необходимо сделать, это научиться держать себя в руках, а то так и свихнуться недолго. Стать маньяком-Потрошителем, просто из-за неудовлетворения своих внутренних кровожадных потребностей, мне не улыбалось, даже несмотря на то, что жертвы выбирались бы из тех, кто мог посопротивляться, тем самым, давая мне возможность отточить мои боевые качества. Усмехнувшись про себя, я остановился посреди коридора, чтобы глубоко вздохнуть и прикрыть глаза, потому что был уверен процентов на двести, что смотрю на мир черными глазами, и любой, кто столкнулся бы со мной сейчас, вряд ли получил бы такое же удовольствие, как леди Торнтон от контакта с химитсу. Все же работа в зале станет, похоже, неотъемлемой частью моего существования.
Завернув за угол на очередном повороте, я споткнулся о собственный шнурок и чуть не растянулся на не слишком чистом полу. Твою же мать! Более того, я умудрился наступить на этот самый шнурок, и, когда небезуспешно ловил равновесие, потерял обувку. Тоже мне грозный воин. От этих мыслей я хотел было рассмеяться, но корабль качнулся на большой волне, и мне снова пришлось ловить равновесия, а ботинок покатился по полу, прямиком к широкой щели, которая образовалась между палубой и трюмом. Ее по какой-то причине не ремонтировали и создавалось впечатление, что скоро мы через нее перепрыгивать будем.
Ботинок все же закатился в щель, но, к счастью, зацепился злополучным шнурком за разломанную доску. И все же, чтобы его достать, мне пришлось лечь-таки на пол. Протянув руку к ботинку, я замер на полдороги, потому что до моего слуха донеся грубый мужской голос, раздававшийся из трюма.
— Ито-сан ясно приказал, Маэда не должен попасть в Осаку ни при каких обстоятельствах, особенно в то время, когда там будет находиться этот русский князь.
— Он что же боится, что старый пень захочет встретиться с русским? — второй голос больше напоминал шипение. Корабль качнулся, и
