Полковник кивнул.
— И из Центра никаких сведений?
— Никаких.
— Плохо.
— Вот тут всё написано, — сказал из угла Кирилл.
— Это где — тут?!! — всплеснул руками Полковник. — Молодой человек, речь идёт о секретных сведениях, которые в штабе-то который час откопать не могут!
— Ну, чёрные следопыты много чего давно откопали, — по обыкновению, невозмутимо ответил Кирилл. — Вот сайт, тут сведения из русских, немецких и американских источников. Сейчас… ага, вот карта. Шестьдесят третьего года. Может, там что-нибудь обвалилось по мелочи, но в целом вряд ли особо что изменилось… Сейчас ещё подвалит письмо от американских поисковиков, они обещали сканировать секретный рапорт своей разведки примерно того же времени, правда, не уверены насчёт места. Но место, как я понял, на карте… Ага, есть! Видите, вот описание… «Аненербе»… и вот тут жирным шрифтом — в том смысле, что соваться туда нельзя, иначе сразу кранты…
— Шифровальщиков и делопроизводителей в Центре — расстрелять за саботаж, — веско приговорил Степан Ильич, обращаясь Полковнику.
— Или сдать в лабораторию на опыты, — мстительно добавил Фридрих Золлингер. — Парней из ЦРУ, кстати, тоже.
Земля покачивалась и ёжилась, словно вправду стояла на трёх китах. И этим китам становилось всё хуже. Было ли покачивание явью или ему только казалось — Ловец не знал. У него и так дрожали руки, ноги, всё тело.
Каменщик смеялся и часто моргал круглыми мокрыми бирюзинами без зрачков.
— Классно, правда?! Так и пляшет, так и грохочет!
Потом наконец обратил внимание на Ловца и спросил:
— А ты-то как тут оказался? Опять, что ли, с ураганом летал? Дезире сердиться будет…
— Я искал тебя. Мне надо было быстро. Я же объяснил тебе…
— Ну да. Ты сказал. Я понял. Знака не подавали. Ну и что?
— Каменщик, надо это остановить. Сейчас.
— Зачем?! Классно как, посмотри! Пускай!..
— Слушай, люди погибнут…
— Да фиг с ними.
— Мы тоже погибнем. Вещь, Художник… И камни твои разнесёт! Хоть их-то ты любишь! Думай, что нужно сделать!
— Какой ты всё-таки приставучий, Ловец. Отлипни! — насупился Каменщик. Он рассердился, в глазах наметились зрачки, но почти сразу вновь расплылись: Каменщик смотрел в скалу. — Ты мне вот что скажи. Вообще-то оно должно было уже разлететься, но почему-то пока… — Он не только смотрел, но и вслушивался. — Ах они… Погоди, это ты людям посоветовал, да?
Ловец выпрямился и ответил:
— Да. Посоветовал.
— Из-за той девчонки?
На самом деле Каменщик употребил другое слово, которого Ловец никогда бы к Тине не применил.
Ловец скрипнул зубами.
— Я сейчас отсюда улечу, — сказал он. — Если сердце взорвётся, я буду рядом с Кристиной и другими, кто не умеет летать. А ты можешь сидеть в любом камне и любоваться, как оно классно бабахнет.
Каменщик умел изменить течение подземной реки и повернуть рудную жилу. Столкновение характеров давалось ему куда тяжелей.
— Вот вечно ты, Ловец, такой, — обиделся он. — Явишься и весь кайф обломаешь… И на что я сюда вылез? Ну ладно, я ведь уже согласился, да? Только ты мне вот что сделай. Чтобы ты знал, я всегда хотел, как ты — полетать. Это в камне я куда угодно, а по воздуху — не могу. Ты же можешь меня поднять, а? Я бы сверху на всё это посмотрел… — Каменщик мечтательно закатил глаза.
Ловец медленно кивнул. Он устал до предела, но другого выхода не было.
— Хорошо, — сказал он. — Я попробую.
Толстая Федора в длинном сарафане сидела под скальным козырьком и, деловито нацепив на нос очки, читала письмо.
В бухте, худо-бедно прикрытой от ветра, Альберт и американский яхтсмен безнадёжно пытались натянуть тент и развести костёр.
От берега к скалам упрямо, оскальзываясь на водорослевых наростах, ковыляла Эдит.
Норвежка Тельма, присев на корточки под сосной, потрясённо наблюдала, как, окружённые странными, почти призрачными существами, беседовали на освещённой синими и багровыми сполохами скале двое. Тоненькая слепая девочка и рослый худой юноша с залитой кровью щекой. Девочка то и дело касалась руками его лица.
— Что с тобой случилось?
— Ударился, когда падал. Каменщик такой тяжёлый… Знаешь, оказывается, он прекрасно плавает. Я испугался, что он сразу утонет, как камень. А он вылез и…
— Ты мне зубы не заговаривай.
— Я не заговариваю, Дезире. Каменщик вроде согласился дать задний ход, но я не уверен, что он снова не увлечётся. Вы можете объединить все силы и попробовать успокоить землю?
— Попробовать можем, но у меня есть условие, Ловец. Ты дашь обещание?
— Какое, Дезире?
— Мы уйдём, и нас оставят в покое. Насовсем. Понимаешь?
— Понимаю. Но я-то как могу это обещать?
— Ты можешь.
— Ты угадываешь мои желания, Дезире? И можешь их исполнить?
— Ты исполнишь их сам.
— Хорошо. Я обещаю.
— Я услышала тебя. Если обещание будет нарушено, всё повторится и тогда… обратного хода уже не будет. Это ты тоже должен понимать.
— Я услышал.
— Ты… ты не сможешь уйти… Юноша улыбнулся:
— Только на время. Потом я вернусь. Ты же знаешь, что крылья у меня только здесь…
— Я… Хорошо, что ты не умеешь угадывать желания, Ловец!
— Ты уверена в этом? — улыбнулся Ловец. Дезире быстрыми пальцами нащупала его улыбку и всхлипнула.
— Фройляйн Алла!
Она даже не сразу узнала Гюнтера, выскочившего навстречу. Усомнилась, что это он. Сняла залитые дождём очки и снова надела.
— Фройляйн Алла, — повторил юный немец, который, как ей казалось, должен был бы едва мазнуть по ней взглядом. — Как я рад, что вы здесь, с нами!
Рядом медлительно ворочалась тяжёлая военная техника, было такое ощущение, что все уезжали куда-то окончательно и насовсем. Зато не было ощущения неуверенности или бегства. В перемещениях неторопливых машин безошибочно угадывалась обретённая цель, которой они с чугунным упорством собирались достигнуть.
Гюнтер хотел сказать что-то ещё, но Алла перебила.
— Их бин юдэ, — выговорила она на немецком, которого вообще-то не знала. Выговорилось само, просто оттого, что эта фраза должна была прозвучать непременно по-немецки. Ну, по крайней мере так ей казалось.
— I know, — отмахнулся Гюнтер и вывалил на апокрифической смеси языков: — Это не важно. Важно то, что вы есть фройляйн Алла, вы самая умная, самая добрая и красивая. Вы будете приехать к нам в гости? Герр Золлингер видел, как мы беседовали, он сказал… они с old Russian general… — продолжал он прерывистым голосом, не особенно связно, но с упорством, достойным техники, уползавшей в темноту у него за спиной. — Мы живём близ Гамбурга. У нас очень зелено, красиво и тихо. Гамбург — большой город. Очень старинный. У меня есть сестра Анна. Я вас познакомлю. Мы покажем вам прекрасную Дойчланд… Мы будем вместе помнить…
