Революционного матроса из меня и в самом деле не вышло, реабилитировался я уже в ванной, куда мы переместились некоторое время спустя — изобразили там то ли Садко и дочь морского царя, то ли боцмана и русалку. Как бы то ни было, в тот день на работу госпожа Карпинская опоздала самым безнадёжным образом: охая и ахая, она выбралась из ванны самое раннее через полчаса.
— Я из-за тебя чуть не захлебнулась, дурак! — пожаловалась барышня. — Глупость какую-то придумал! Это физически невозможно!
— Всё дело в практике! — усмехнулся я, не спеша вставать из тёплой воды.
— Не начинай даже! Больше — никогда! — отрезала Юлия Сергеевна, вытирая мокрые волосы полотенцем.
— Никогда — это очень долго. Я так далеко не загадываю.
— Ну и зря!
Юлия убежала собираться, а мне пришлось вытирать залитый водой пол. В гостиной задребезжал телефонный аппарат, Карпинская в сердцах выругалась, но трубку всё же сняла, переговорила с кем-то и вернулась ко мне, как и убегала, — в чём мать родила.
— Петя! — взволнованно произнесла она. — Скажи, что это не ты ограбил банк!
— Чего⁈ — вскинулся я. — Банк? А-а-а! Так это банк ограбили! Я-то думал, с какой стати полицейские выезды из города перекрыли!
— Ты не ответил!
Я ощутил едва уловимое, но при этом острое будто спица внимание собеседницы и поднялся на ноги. Врать человеку с чрезвычайной эмпатической чувствительностью не так-то и просто, но я не стал юлить, спокойно посмотрел в васильковые глазищи Юлии Сергеевны, приложил руку к сердцу и заявил:
— Никакой банк я не грабил. Клянусь!
И что самое главное — не соврал. Ограбили-то мы грабителей! В банк не заходили.
— Просто ты как раз машину взял… — вроде как смутилась Юленька Карпинская, начала накручивать на палец цепочку с золотой рыбкой и даже самую малость покраснела. — Такое совпадение, а ты ещё тогда про банк ляпнул…
Кто другой мог бы и решить, будто опасность миновала, но я знал эту невинно хлопавшую длиннющими ресницами барышню далеко не первый день, не стал врать и дальше.
— Ночь провёл за городом. И уж точно не стал бы светить при ограблении машину, по которой на меня в два счёта выйти можно. Угнал бы какую-нибудь развалюху.
Не стал бы, да. Угнал. Всё так, но обстоятельства! Ох уж эти обстоятельства…
Думаю, неподготовленного человека Юленька прочитала бы как раскрытую книгу, даже эмоции истинного абсолюта смогла бы частично считать, но меня натаскивали мастера своего дела, к тому же вовремя вспомнилась сентенция о том, что темнее всего под пламенем свечи. Я подступил к барышне, левую руку положил ей на талию, правой пятернёй стиснул идеальную часть Юленькиного тела — ту, что пониже поясницы.
— Банк не грабил! — повторил, глядя прямо в глаза, и повёл вверх левую ладонь.
Карпинская сообразила, что сейчас мы пойдём на третий круг, пискнула, высвободилась и убежала в спальню.
— Даже не приставай! — заголосила она, когда я заглянул следом. — И прикройся уже! — В меня полетел халат, а Юлия Сергеевна начала рыться в ящике с нижним бельём и попросила: — Не смотри! Иди пол вытирай!
— Уже вытер, — сказал я, улёгся на кровать и накрыл причинное место скомканным халатиком. — Да не смотрю я на тебя! Не смотрю! Что там с ограблением?
Тут я откровенно слукавил, поскольку продолжал беззастенчиво наблюдать за выбиравшей бельё Юлей. Та знала это наверняка и покраснела пуще прежнего. Ответить она удосужилась лишь после того, как натянула кружевные трусики и застегнула бюстгальтер.
— Да откуда мне знать? Настя позвонила, новостями поделилась, — сказала барышня, начав возиться с поясом для чулок. — Говорят, налётчики добычу не поделили и друг друга перестреляли. Даже часть награбленного бросили.
— Золотая лихорадка! — усмехнулся я. — Какой хоть банк взяли?
— Да не знаю я! Я на тебя сразу подумала и перепугалась!
— Ну и напрасно.
Юлия облачилась в платье и к ней моментально вернулась уверенность в себе.
— А ты чем занимался? — пристально глянула она на меня сверху вниз.
— Не настаивай на ответе и мне не придётся врать, — заявил я в ответ и сразу добавил: — Но банк — не я. Честное скаутское!
— Машину больше не дам! — объявила барышня.
— А просто? — с улыбкой поинтересовался я.
— Что — просто? — озадачилась Юлия Сергеевна, но тут же поняла намёк и аж задохнулась от возмущения, схватила косметичку и выскочила из спальни. — Нахал! — выдала она напоследок.
Я вышел вслед за ней и сказал:
— Между прочим, твоя задница стала ещё идеальней прежнего. Уж не знаю, как такое вообще может быть.
— А лицо всё ещё слишком породистое? — насмешливо фыркнула Карпинская, несколькими движениями расчёски привела в порядок волосы и милостиво разрешила мне помочь ей облачиться в шубку. — Если мне придётся идти в оперу одной, — сказала она после этого, — я на тебя всерьёз обижусь, и останешься не только без машины!
— Да не начинай! — усмехнулся я и не удержался, зевнул и потряс головой, которую словно ватой набили.
Отогрелся, расслабился, теперь только в кровать завалиться — даже есть не хочется.
— Оставайся и спать ложись. Я сама за тобой заеду.
Юлия Сергеевна выложила из сумочки ключи от квартиры, взамен забрала с полки автомобильные. Навязываться мне откровенно не хотелось, но идти было некуда, да и обещание — есть обещание, так что уточнил:
— Настя точно домой не нагрянет? А то закатит скандал.
— Точно не нагрянет. Я предупрежу.
Барышня чмокнула меня в щёчку и ушла, а я запер за ней дверь, сходил в ванную за одеждой, унёс её в спальню. Поколебался немного и всё же завалился на кровать.
«Парабеллум» сунул под подушку. Просто так, на всякий случай.
Продрых я до половины второго. Проснулся отдохнувшим и посвежевшим, а вместе с тем — собранным и напряжённым, будто пружина взведённого курка. Успешная операция отошла в прошлое, голова вновь начала пухнуть от вопросов, переживаний и опасений.
Из себя выводила необходимость ждать и гадать на кофейной гуще, что будет дальше.
Вот засветился я — так? И что теперь? Отзовут меня или сочтут риск приемлемым? А оксонцы? Сообразят, кто именно перебил их спецгруппу? Если сообразят, то непременно попытаются документы вернуть. Но и в противном случае расслабляться нельзя. Они так и так меня на предмет Гросса выпотрошить намерены.
И откуда только подробности того дела узнали? И вот ещё вопрос: не ушла ли информация о моей причастности к республиканской разведке куда-то ещё?
Зараза! Нельзя ведь и управление политического сыска со счетов сбрасывать!
Как ни крути, придётся либо возвращаться на родину, либо уходить на нелегальное положение. Фальшивые паспорта у меня при себе и наличность имеется, но неминуемо возникнут проблемы с поиском жилья. В «Старую Ливонию» возвращаться никак нельзя. Появляться у Андрея Донца — тоже.
Оставаться в постели и бездействовать стало невмоготу, но именно поэтому я и не сдвинулся с места. Напротив — постарался расслабиться и погрузил сознание в поверхностный транс, начал прорабатывать внутреннюю энергетику, а затем ушёл в более глубокую медитацию, занялся упорядочиванием потенциала, укреплением энергетических узлов и каналов.
Через час встал мокрый как мышь. Такое впечатление — не бока пролёживал, а мешки с цементом на горбу таскал.
Я наскоро сполоснулся, оделся, обулся, сунул в карман брюк «Парабеллум» и походил от окна к окну, осторожно выглядывая из-за занавесок. Никого подозрительного не заметил, ясновидение тоже молчало: операторов поблизости не было.
Тихонько приоткрыв дверь, я выглянул на лестничную клетку и прислушался, потом шагнул в подъезд, запер квартиру и быстро спустился на первый этаж. Во дворе — никого, на улице тоже оказалось тихо и спокойно. Покидать квартал я не стал, благо в ближайшем к дому Юлии Сергеевны кафе обнаружилась кабинка с телефонным аппаратом. Позвонил оттуда Гашке, послушал длинные гудки и задержался пообедать. Играло радио, время от времени транслировались программы новостей, но вещание шло на местном, и я не понял ни единого слова. Если что-то и сообщалось в эфире о налёте на банк, узнать последние известия не вышло.
