На складе было пусто: никого, и все ценное вынесли. Естественно, ведь вооружали всех листонош, от мала до велика. Один переминался на всех своих восьми ногах, фыркая и изредка издавая короткое тихое ржание. Когда Пошту подняли наверх, в озаренную пожарами темноту, конь сунулся к носилкам и лизнул хозяина в лицо. Бандеролька немного испугалась: язык у коня был шершавый, как терка. Но Пошта вдруг вздрогнул и открыл глаза.
— Один, — слабо сказал он, — дружище.
Бандерольку швырнуло вперед, к Поште. Она упала на колени, погладила пальцами его щеку — горячую щеку лихорадочного больного.
— Как же ты нас напугал! С тобой все в порядке?
— Нет, — четко, но по-прежнему тихо ответил Пошта. — Прости, дружище, я умираю.
Повисла неловкая и гнетущая тишина. Заплакала Зяблик. Но для Бандерольки в пустом помещении склада были только они с Поштой.
— Ты не умираешь! Сейчас мы пойдем в хирургию, и доктор тебя заштопает!
— У меня повреждены внутренности. И контузия. Кажется, ничем мне скальпель не поможет.
— Но ты пришел в себя!
— Это перед смертью.
Оттеснив Бандерольку, к больному придвинулся доктор Стас. Ощупал, задал несколько вопросов, и отошел, бессильно опустив могучие руки.
«Все», — поняла Бандеролька. Пошта прав. Ничем ему не поможешь. Но нельзя же сдаться, нельзя же просто уйти и похоронить его?!
— Бандеролька, — позвал Пошта, — Телеграф.
Листоноши приблизились.
— Я пока что в сознании. Недолго осталось, но я пришел в себя. Бандеролька, командование — на тебе. Прости, Телеграф.
— Да что уж. Я — просто исполнитель. Я-то знаю.
— Так вот. Пойдите посмотрите, что происходит. Мы в арсенале? В цитадели?
— Да, — хором ответили они.
— Со мной оставьте Одина и доктора — на всякий случай.
Бандеролька отвернулась.
— У меня есть морфин, — шепнул доктор Стас, — если что...
— Рано, — отрезала Бандеролька. — Ты не слышал? Вы с Одином остаетесь здесь, мы идем на разведку.
Пошта прикрыл глаза. Отряд осторожно придвинулся к дверям — мимо опустевших полок, под потухшими лампами. Бандеролька распахнула створку.
Цитадель горела, но еще держалась.
Отсветы горящих зданий лежали на улицах, повсюду суетились листоноши, где-то плакал ребенок. Слышны были взрывы и выстрелы, отрывочные команды.
«Они же осиротели, — поняла Бандеролька. — Как все мы. Филателист и Штемпель мертвы, командование никому не передано. Как сказал Пошта? Командование на тебе, Бандеролька. Действуй».
Отодвинув спутников, она вышла наружу. Ренькас, молчаливый и смертоносный, держался за левым плечом. Кто-то заметил Бандерольку. Это был Контейнер, заведующий складом.
— Бандеролька! — поразился он и опустил короткий автомат.
— Я, — согласилась она, — и мои друзья. Филателист мертв. Принимаю командование Цитаделью. Доложить обстановку.
— Контейнер, кроме прочего числившийся при Филателисте начальником службы безопасности, весь подобрался, даже щеки втянул. Из квадратного он сделался параллелепипедным.
— Докладываю! Цитадель штурмуют превосходящие силы противника! Джанкой пока что держится, но часы наши сочтены! Противник собирается применить метательное оружие! У них есть гранаты и зажигательные смеси! От разведчиков доходят слухи о напалме! Листоношам остается только погибнуть с честью...
— Отставить, — приказала Бандеролька. — Проводи нас на стену.
Пригибаясь и шарахаясь от снарядов и пуль, грозящих на излете достать листонош, они пробрались на стену. Оборона пока держалась, но противник и правда численно превосходил защитников цитадели. Неприятно удивило Бандерольку то, что наступлением командовал кто-то один. Кто — она не могла понять. Вероятные лидеры — Сургуч и Рыжехвост, были убиты.
Значит, за войной против листонош стоял кто-то еще.
Кто-то по-настоящему умный и хитрый, облеченный достаточной властью и любимый народами Крыма. Кто-то, сумевший направить недовольство жизнью против «врага» — против листонош.
Его не было видно, но рука его чувствовалась во всем: в слаженных действиях, в тактике и стратегии, в грамотном применении оружия.
«Не выстоять, — поняла Бандеролька. — Никак. Не нашими силами».
Она вспомнила про собственный план отступления, про то, что паром Олега Игоревича должен ждать листонош совсем недалеко.
Но — как отступать? Снять со стен защитников? Тогда орда проломит линию обороны и все погибнут. Оставить кого-то? Это несправедливо, пусть каждый листоноша готов погибнуть за сородичей.
— Собирайте архив, — скомандовала Бандеролька Контейнеру. — пакуйте в ящики. Кайсанбек Аланович подскажет, что брать. А вы назначьте помощников из толковых, но которым не место на стене.
По мере того, как на степь опускалась тьма, все ярче разгорались огни костров и отсветы пожарищ. Бандеролька чувствовала, как жар гибнущей в лихорадке цивилизации опаляет ее лицо.
— Мне нужно... — она запнулась. — Мне нужно посоветоваться.
Неловко спустившись по приставной лестнице, она побежала в
арсенал.
Пошта, конечно же, был там, и при нем — Один и Стас. Доктор глянул на нее с выражением беспомощного отчаяния, конь — с холодной уверенностью.
— Пошта, — Бандеролька села около него на пол, — мы все погибнем сегодня.
— Не все, — слабо, со свистом, возразил он.
— Я не могу послать людей на смерть, оставить погибать, охраняя отступление.
— Послушай. Только не перебивай, сил мало. Есть оружие.
Пошта замолчал на несколько секунд, восстанавливая сбившееся дыхание, и продолжил с неожиданным пылом.
— Не о том. Сохрани клан, Бандеролька. И найди бункер. Спаси Крым, спаси людей. Мы ради них жили, ради них и умирать, не ради себя... Так вот. Есть оружие. Мощная взрывчатка. Я знаю, где. Даже Контейнер не знает, одному мне Филателист как-то рассказал. На случай такого. Мы должны взорвать Джанкой. Документы — вывезти, а технологии — нельзя им оставлять. Тут, под полом. Один, отойди.
Конь сдвинулся и цокнул левым третьим копытом по какому- то одному ему ведомому месту.
Из пола выдвинулся с тихим жужжанием невысокий столик. На нем под стеклянным колпаком была красная кнопка.
— Сеть бомб. Никто за пределами не пострадает. Ничто не пострадает. Джанкою — конец. Все дома. Все постройки. Помещения. Коммуникации. Машинный зал. Вычислительный. Нельзя оставлять варварам, технологии погубят их.
— Кто должен нажать на кнопку, милый? — ласково, уже понимая, что услышит, спросила обмирающая Бандеролька.