Толпа бесновалась. Рабы, быть может, впервые в жизни попробовав свободу на вкус, сошли с ума. Некому приказывать, орать на них, бить дубинками, сажать в морозилку. Их не травили робопсами, не стреляли в них из пулеметов. Все вертухаи были мертвы. Все!
А самый главный вертухай корчился на кресте. И каждому хотелось швырнуть в него хоть что-нибудь, хоть как-то отомстить за себя, за своих родных, за все вообще. И хотелось, чтобы мучения главного длились долго-долго. Бесконечно долго. И Жуков очень даже понимал этих людей.
– Пройти дайте! – Подняв над головой АК, Макинтош выстрелил в воздух. – Еще веду! Еще на кресты!
Толпа расступилась, образовав живой коридор.
– Топайте, твари! Вперед, я сказал! – Войдя в роль, Макинтош двинул врача прикладом.
Роль – это хорошо. Но как бы раб сам не поверил в то, что он – судья, конвоир и палач одновременно.
Они шли вдоль бушующей ярости, мимо клокочущей ненависти. Их так и норовили пнуть, в них плевали, грозили им заточками. Одного лишь Ивана не трогали – принимали за своего, выделенного в помощь экзекуторам. А вот Лали досталось. Боль заставила ее прийти в себя, она хотела спуститься, но Жуков попросил потерпеть и ничего не бояться. Скоро все закончится. Ведь им здесь не место. Тут вообще никому не место.
– И мне просто хочется носить тебя на руках, любимая. Всегда. И везде. Даже здесь.
И вот они, оплеванные, избитые, в сопровождении Макинтоша поднялись на эшафот – сцену, на которой еще недавно выступали музыканты. Безумный солист, подавший клич к бунту, все еще был здесь, как и его коллеги. Вот только они, включая барабанщика, упились в хлам и просто валялись тут и там. Солист же, хлопая себя по ляжкам, пританцовывал и что-то напевал под нос. Он сунулся к Макинтошу, но тот бесцеремонно оттолкнул его. Подстрекатель неловко оступился и упал. Толпа взорвалась хохотом.
С черного неба меланхолично сыпал мелкий снег. Звезды равнодушно взирали на суету людей.
А с креста на Ивана смотрел Бадоев. Его разбитый рот открылся, передних зубов не хватало:
– Ты… Из-за тебя… Пожалуйста, спаси ее. Прошу.
Лали вырвалась, кинулась к отцу, взобралась по куче хвороста, обхватила лодыжки, колючей проволокой прикрученные к вертикальной перекладине-трубе.
Толпа взвыла – рабам не понравилось это проявление чувств. И тем более им не могло понравиться, что Иван уперся плечом в крест. Чтобы свалить, его нужно расшатать, закреплен ведь едва-едва.
– Любимая, отойди-ка.
Умоляюще заломив руки, она подчинилась сразу. Жуков вновь ударил плечом в трубу.
– Эй, ты чего творишь?! – послышалось из толпы. – Типа это чего такое происходит?!
К сцене подобрался раб с зажженным факелом в руке. Макинтош дал очередь в воздух.
– Порядок! – выкрикнул. – Это часть представления! Так задумано!
И тут крест упал. Бадоев вскрикнул – то ли от страха, то ли ударился больно. И то и другое обычно не смертельно. Дай боже, чтоб и сейчас… Обдирая пальцы, Лали принялась разматывать колючку.
Факел, разбрасывая искры, взлетел в воздух и упал в хворост. Тот вмиг вспыхнул оранжевым пламенем. Толпа взревела от восторга. И вновь взревела почти сразу, но уже от ярости. Ведь Иван с доктором подняли Бадоева, он обхватил руками их плечи.
– Любимая, где вертолет?
Лали махнула куда-то за сцену. В общем, направление ясно.
– Быстрее! Пока они не опомнились!
И они потащили министра прочь от жаждущих расправы рабов.
Тут уж самый распоследний дурак понял бы, что дело нечисто. Народ попер на сцену.
– Назад!!! – заорал Макинтош, но это, конечно, никого не остановило.
А вот очередь по самым рьяным подействовала куда эффективнее. Весьма легкие в сравнении с массой человека пули частенько являются самым весомым аргументом в конфликтах. Так Жукова учили на военной кафедре МГУ. Плохо, что у противной стороны тоже имелось огнестрельное оружие, позаимствованное из вертухайских закромов. Да и луки со стрелами были. И шестерни. И камни. Ответный залп из чего только можно и нельзя заставил Макинтоша сдать позицию и помчаться вслед за союзниками, спешащими к вертолету.
Бежать по ковровой дорожке, специально постеленной для министра, было не то чтобы почетно, но забавно уж точно. Особенно если тащить на себе самого министра, которого едва не казнили те, кто дорожку постелил. К тому же она вела прямо на вертолетную площадку, огороженную сетчатым забором вроде того, каким отделили плац по случаю прибытия новичков.
Сотрясался АК Макинтоша. Пули свистели со всех сторон. До забора оставалось всего ничего, когда небо взволновали винты десантных вертолетов. Откатились бронированные дверцы с иллюминаторами, вниз полетели прочные тросы, по которым скользнули к горизонтали могучие композитные тела.
– Это спецназ! – Бадоев принялся активнее двигать истерзанными колючкой ногами.
Начался штурм лагеря.
Теперь-то рабам уж точно будет не до беглецов. А вот Жукову сотоварищи и от тех и от других, если что, не поздоровится.
Загрохотали многоствольные пулеметы – не достигнув еще земли, киборги открыли огонь по бунтовщикам. Из поднебесья посыпались на толпу светошумовые гранаты и гранаты со слезоточивым газом. Тем рабам, что обзавелись противогазами, повезло не намного больше, чем тем, кому трофеев не досталось, – по зеленым «лицам» спецназовцы долбили в первую очередь. Также приоритетной целью для них являлись вооруженные люди. Единственный шанс уцелеть в методичной бойне, что началась внутри периметра, – это поднять руки и не шевелиться.
Здоровенный, как панцер, киборг приземлился прямо посреди вертолетной площадки и сразу попер в бой. Ни на секунду не замедлившись, он смял забор и жахнул из пулемета по толпе, спешащей за беглецами. Ну и по беглецам заодно тоже. Пилот упал – не сам залег, как остальные, но свалился с дырой в черепе, сквозь которую можно просунуть кулак. Макинтоша ранило в ногу, и то, как захлестала кровь, Ивана обеспокоило.
– Надо отходить! К вертолету не выбраться! Пилот погиб, не взлетим! – запаниковал Бадоев.
Над ними свистели пули. Пролетали стрелы, ломались о броню киборга. Как говорится – меж молотом и наковальней. Или – меж двух огней. И надежда на то, что удастся улететь на вертолете, погибла вместе с невозмутимым пилотом.
Что делать, а?..
– Надо отходить! – верещал Бадоев, схватив Жукова рукой, на которой не хватало пальца.
Не вариант. Отходить – не вариант. Там рабы, а значит – смерть.
– Гурген Аланович, хочу напомнить вам, что в мои обязанности, помимо непосредственных профессиональных, входит, если что, заменить пилота! – Врач смущенно вытер рукавом лоб. – Правда, я давно не практиковался…
