Каменный пол был залит тёмной артериальной кровью, и в мелководном маленьком море, подёрнутом багряной рябью, были хаотично разбросаны мясистые островки. Мотки того, что должно было быть кишечником, лоснящиеся на свету комки органов, и ещё какие-то нездорово-бледные, покрытые потёками крови предметы. Комплект нераспроданных остатков с прилавка мясника, брошенный не в спешке, но из-за отсутствия интереса.
Префект ощущал отвращение и замешательство в равной степени. Но он справился с ними и позволил перехватить инициативу своим намётанным глаза. Он искал закономерности и собирал впечатления. Это было совершено со старанием и тщательностью. Это не было преступлением в состоянии аффекта, не было убийством из-за подвернувшейся возможности. Холодное, бесстрастное и без страха обнаружения. Йозеф вглядывался в тени, в уме формировались первые вопросы.
Как это удалось сделать, не нарушив тишину, так что никто ничего не услышал? Если было пролито столько крови, попала ли она на убийцу, остался ли след? И где...? Где было...?
Йозеф резко остановился и прищурился. Лужа крови пребывала в слабом движении, по ней туда и обратно гуляли маленькие волны. Из разных мест доносились крохотные глухие всплески.
– Останки... – начал он, оглядываясь на Скельту. – Их слишком мало. Где тело Норте?
Егерь, прижимавший одну руку ко рту, робко указал второй вверх. Йозеф поднял глаза к потолку и обнаружил недостающие части Джаареда Норте.
Тело пилота было вскрыто, причём способом, который префект видел только у сотрудников похоронных бюро – или, скорее, это был экстремальный вариант разрезов, которые делали при аутопсии. Для того, чтобы пригвоздить Норте к потолку сарая, воспользовались железными костылями – одной из разновидностей крупных болтов, применяемых строительными рабочими для закрепления строй-площадок на отвесных скалах. По одному на каждую лодыжку и плоть предплечий, конечности раскинуты в форме буквы "X". Затем, косые поперечные разрезы на туловище позволили убийце отогнуть кожный покров корпуса, шеи и лица. В результате получились остроугольные полотнища кожи, вершины которых шли направо, налево, ещё одна – вниз через пах, и последняя, сорванная с кроваво скалящегося месива черепа, поднималась над головой мертвеца. Эти влажные лоскуты мяса удерживались на месте при помощи ещё четырёх костыляей Из распахнутой утробы человеческого тела свисали петли выпавших мышц и сломанные трубки костей, с которых в лужу крови капала жидкость.
– Вы когда-нибудь видели что-то подобное? – полным отвращения голосом выдавил из себя Скельта. – Это ужасно.
Первым, о чём подумал Йозеф, была скульптурная работа, элемент декора. Пилот, пришпиленный к темным листам металла, был превращён в звезду о восьми концах.
– Я не знаю, – прошептал префект.
ДВА
Завесы
Под маской
Обычный Нож
1
Дворец Императора был скорее городом, чем цитаделью, огромным и пышным в грандиозности своих раскинувшихся пределов, башен, пинаклей[9] и огромных монолитов из камня и золота, что тянулись от горизонта и до зубчатого горизонта. Земли, что в минувшие тысячелетия были лоскутным одеялом национальных государств и независимых территорий, ныне скрылись под великим единством Империи Человечества и её самым выдающимся монументом. Дворцовые владения охватывали целые поселения и города-спутники, простираясь от границ Города Просителей до пределов Сводов Блаженных, через самый большой космопорт системы Сол и до внушающего благоговение зрелища Врат Вечности. В пределах его внешних стен усердно трудились миллионы служащих Империума, и многие из них вели свою жизнь, вообще не покидая серебристых зиккуратов-аркологий, где они рождались, работали и умирали.
Это было сияющее бьющееся сердце всех человеческих устремлений, престол и место рождения расы, что подчинила себе Галактику. И столь грандиозны были его блеск и величие, что ничей голос не смел и надеяться охватить их при помощи одних только слов. Терра и её великолепие были драгоценным камнем в короне Империума, ярким и вечным.
И при всём при этом, в городе, что прикидывался материком, существовало бесчисленное множество комнат-призраков и секретных мест. Здесь имелись уголки, которых не достигал свет – и некоторые из них были созданы именно с этой целью.
Одна зала в пределах Внутреннего Дворца была известна как Завесы. Если бы кто-нибудь заглянул в чертежи тех дерзких мастеровых, что заложили первые камни колоссального города-государства, он не нашёл бы и следа комнаты или входов в неё. В сущности, такого места не существовало, и даже те, кто по необходимости знал о его реальности, не смогли бы точно указать его положение на карте. Если кто-то не мог найти Завесы, значит, ему этого и не полагалось.
В залу можно было попасть множеством способов, и тем, кто в ней собирался, могло быть известно об одном или двух из них. Скрытые проходы, таившиеся в тромплеях[10] Радужных Галерей; штольня за пленённым водопадом у Врат Аннапурны; тупиковый коридор неподалёку от Большого Планетария; Каприз Соломона и фиктивный выключатель в тёмно-синем лифте при Западной Смотровой Площадке – эти и другие, некоторыми из которых не пользовались столетиями. Те, кого созывали в Завесы, попадали в лабиринт постоянно меняющихся коридоров, не поддающихся никаким попыткам картографирования. Сопровождающий интеллектуальный автомат отводил их в комнату, и никогда не использовал одну и ту же дорогу дважды. Единственным определённым фактом было то, что зала находилась наверху башни, одной из тысяч, что выстроились вдоль внутренних бастионов Дворца шеренгами часовых. Но даже это было предположением, опиравшимся на слабые отблески дневного света, которым дозволялось проникать сквозь плотные шторы, которые всегда закрывали большие овальные окна, расположенные по периметру комнаты. Некоторые подозревали, что свет мог быть обманом – фальшивкой, отфильтрованной сквозь хитроумное стекло, или даже стопроцентной имитацией. Возможно, зала находилась глубоко под землёй, или, может статься, их было больше, чем одна: комплект из десятков идентичных помещений, столь похожих друг на друга, что их невозможно было различить.
И, попав внутрь, нельзя было найти на Земле более безопасного места, за исключением лишь самого Тронного Зала Императора. Никто не мог подслушать слова, произнесённые в комнате, которой не существовало, и которую нельзя было найти. Стены залы – панели красного дерева, украшенные картинами художников-минималистов и небольшим количеством люм-сфер, – скрывали прослойки оборудования, делавшего комнату и всё её содержимое абсолютно недоступным для глаз и ушей любых потенциальных соглядатаев. Здесь были средства противодействия, сбивавшие частоты лучевых локаторов, приборы, поглощающие звук, тепло и свет, которые работали параллельно с живыми культурами нервной ткани, транслирующими телепатический эквивалент белого шума во всём диапазоне психического спектра. Ходили даже слухи, что зала была окутана прерывающим полем, которое сдвигало локальные пространство-время на несколько долей секунды, тем самым позволяя комнате на мгновение опережать временной поток и быть вне досягаемости остальной вселенной.
