нашиты. Но и они не у каждого. Немало видел и тех, кто в простых халатах и в шапках ходят, даже без шлемов. Конь есть у каждого, да у многих и не один.
— Это всё мы знаем. И даже гораздо больше тобой подмеченного, — кивнув, сказал мне князь. — Но за то, что спешил остеречь нас, предупредить, — благодарю тебя. А халаты и шапки у них не простые. Войлочные или конским волосом набиты. Сабля и меч с трудом разрубают. Порой и стрела вязнет. Вот оно, значит, какое дело получается. Ну, что же, хорошо. Ты можешь попробовать покинуть город и попытаться уйти отсюда. Вряд ли получится, конечно. Они нас уже тройным кольцом обложили. Так что, если хочешь — оставайся. Нам каждая пара сильных рук очень нужна.
— Останусь, князь. Мне идти, всё одно, некуда.
— Чтож, рад такому решению, не скрою. А вот я вижу, что креста нет на тебе. Нашей ли ты веры?
— Я — русский, а значит, православный! А крест мог и в траве остаться, когда меня заарканили, и в реке, когда с обрыва прыгал.
— То так. А пойди-ка ты тотчас же в храм, к отцу Ивану. Там и крест новый обретёшь. Сотник, пошли с Сашкой Прокшу. Пусть отведёт его в храм, потом накормит, ну и если в чём нужда будет — поможет.
— Исполню, князь.
XIV
Хорошо, что я крещён! Мне не было нужды врать отцу Ивану. Да, мне пришлось почти обо всём умолчать. Но ведь умолчать — это не значит обмануть. И вот, приобретя крестик, исповедавшись и причастившись, я получил благословение на сражение с кровожадными врагами! И мне стало легче и спокойнее, я почувствовал себя внутренне готовым к возможным тяжким испытаниям. Ладно, не будем произносить лишний раз громких слов, ведь каждое из них потом надо будет доказывать. Лучше о земном и насущном помнить. Например, о необходимости что-нибудь вкусное и питательное пожевать!
Я на это очень прозрачно намекнул Прокше, когда мы с ним из храма вышли. Так ему и сказал:
— Знаешь, друг Прокша, я жрать хочу! Князь велел тебе меня накормить, и самому поесть!
— Ждал я от тебя этих слов. Добро! — ответил мне, смеясь, дружинник. — Пойдём столоваться, чем Бог послал.
После того, как мать Прокши нас накормила щами, кашей и пирогами, напоила квасом, мы вышли в его небольшой двор. Здесь мы разместились на толстенном бревне, или, как назвал его хозяин, колоде.
— Ты, Сашка, чем воевать привык: копьём, мечом, топором или стрелы метать?
— А ты чем воюешь?
— Знамо дело, меч, сабля, секира да копьецо. Ну и лук со стрелами да кистень с шестопёром. Клевец, конечно, сулица да палица, нож и прочее. Мы, дружинники княжьи, всякому оружию свычны.
— Мне бы твои умения… Думаю, что сабля и копьецо, как ты говоришь, ну и нож, самое по мне будет.
— Добро! Сабля у тебя уже есть. А остальное найдём.
Кстати, саблю мою трофейную он вернул сразу же, после моего разговора с князем. Даже ножны подходящие мы смогли подобрать у князя в… оружейной комнате (как она там называется правильно, не знаю). Тут же мне подобрали и копьё с ровным твёрдым древком двухметровой длины и почти двацатисантиметровым наконечником, похожим на ивовый лист, с остро заточенными лезвиями, и большой нож, который я по совету Прокши засунул в правый сапог. Вытребовал он для меня и старенькую, правда, но целую кольчужную рубаху с кожаным поясом, ещё рубаху из кожи, что под кольчугу надевается, островерхий шлем с кожаным же подшлемником, круглый щит и железные наручни. Я удивился такой щедрости князя — понимал же, что всё это стоит больших денег. Прокша мне на это сказал, что ни к чему князю нынче оружие беречь. Всё равно кочевники город возьмут, разграбят и сожгут. Так что или это всё им достанется, или в огне сгорит.
В этот и следующий день степняки нас взять не пытались. Зато немалая часть их войска, уже не скрываясь, обложила город, не подходя ближе, чем на полверсты. Они поставили походные шатры, жгли костры, что-то на них готовили из еды. При этом все они громко разговаривали, кричали, ругались, их кони ржали, телеги скрипели… Шум стоял неимоверный.
Видно, они пожгли какие-то деревеньки близ города. Со стены были видны столбы дыма, поднимавшиеся к небу с разных направлений.
А в это время Прокша показывал мне основные приёмы владения саблей и коротким копьём. Думаю, что ученик я, в этом плане, не самый плохой. Пусть и не с первого раза, но достаточно быстро я запоминал все эти боевые премудрости. Прокша мне сказал:
— Не надо много увёрток сабельных учить. Всё не запомнишь, а время потеряешь. Удар — отбив, укол — отбив — вот всё, что тебе сейчас нужно. То же и копьём: уколол — отбил, выбрал момент, рубанул наконечником, и снова будь готов отбить удар. Тогда толк будет! Все с того начинали.
Вот и учился я эти два дня у него во дворе до седьмого пота. Сам принцип я понял, а потому чуть полегче мне было, особенно с копьём. Очень помогло то, что в армии нас по рукопашке гоняли не жалея. Много вспомнилось и пригодилось: как автоматом с пристёгнутым штык-ножом работать «штыком — коли, прикладом — бей», как сапёрной лопаткой рубить, колоть и резать, основы ножевого боя.
XV
Вечером второго дня мы с Прокшей сходили в баню, переоделись во всё чистое, поужинали. Он с матерью стал молится на ночь, я присоединился к ним, повторяя слова молитв. После этого мы ушли на сеновал. Я тут же уснул. Мне снилась Маринка с копьём в руках, и начальник отдела в шлеме, со щитом, и при погонах.
Прокша разбудил меня, когда уже стало рассветать:
— Давай, Сашка, обряжайся в броню, навешивай сабельку вострую, да бежим не мешкая! Князь сбирает всех! Зашевелились люди степные. Как бы не на приступ пойдут… Так что готовым надо быть ко всему.
Пока он говорил, я успел обуться, надеть поддоспешную рубаху, а на неё — кольчугу. А ещё через несколько минут мы вышли полностью собранными из сенника во двор. У дома стояла мать Прокши. Он подошёл к ней, опустился на колени, я, миг подумав, сделал то же самое:
— Мать, видать пойдут басурмане на приступ сей час. Что нас ждёт, то я не ведаю, но верю, что Господь не оставит нас! Благослови нас на тяжкий ратный труд!
— Идите, сынки! Родную землю
