— Говори тише, — зашипел он. — Ты же взрослый человек, сама понимаешь. Сталин умрет в марте, потом Берию расстреляют. Потом развенчание культа личности. Ты понимаешь, что если это сейчас просочится то я, ты… да полполка исчезнет. Там, наверху, там не ангелы, там люди. Там мало в тетрадке, но кому-то и этого за глаза хватит…
— Да, мало? — Таня перелистнула несколько страниц. — А ты что, не любил историю? — Она полистала тетрадь и горько вздохнула. — А я думала, что войн уже не будет больше…
— А сама-то? — Виктор почувствовал, что охватившее его напряжение сглаживается. — Вот скажи мне, что творилось в России шестьдесят лет назад.
— Ну, — Таня наморщила лоб, — в 1881 году народовольцам удалось убить царя Александра, но пользы народу это не принесло.
— Это ты мне сейчас краткий курс истории ВКП (б) пересказываешь, — усмехнулся он. — Хорошо, конечно, но не то. Ты бы еще вспомнила, в каком году Ленин поступил в Казанский университет. Факты. Нужны реальные факты, которые будут полезны тогдашней власти. Видишь, и у тебя не густо. Я родился через пятьдесят лет после войны. Там уже были другие проблемы, совсем другие. И войны тоже другие…
Таня не ответила. Она перелистывала листы, вчитываясь в скупые строчки. Морщила лоб, разбирая каракули, потом неожиданно спросила:
— А ты… обратно?
Виктор чуть не подавился папиросой.
— Чего? Не-е. Я так понимаю, что тут уже навсегда.
— А что будешь делать?
— Что и делал! Тебя любить! Летать буду, молодых, учить. Впереди сорок четвертый, там вроде полегче будет. Может, повезет, выживу…
Таня отложила тетрадь, взлохматила ему шевелюру.
— Куда ты денешься, — улыбнулась она. — Ведь ты мне обещал…
Виктор радовался жизни. Тому, что наконец выписался из больницы, тому, что он снова полетит, да просто тому, что сегодня хорошая погода. Легкий мороз сковал грязь ледком, а утреннее солнце еще не успело его растопить, но уже грело своими ласковыми лучами. Он шел на аэродром. Доложиться Шубину и принимать дела.
У дороги, пофыркивая мотором, стояла полуторка. В кузов красноармейцы грузили какие-то свертки, мешки, тюки. Водитель, совсем еще молодой боец, в грязном промасленном танковом комбинезоне, привалившись к борту курил, лениво наблюдая за погрузкой. Рядом, в новенькой шинели и с набитым вещмешком за плечами, стояла Оля.
— Прощайте, Витя, — увидев Саблина, она замахала рукой. — Спасибо вам за все.
— Постой! Ты куда это? — удивился Виктор.
— Лешеньку переводят, — Оля широко улыбнулась. — В Подмосковье, в госпиталь. Будут лицо восстанавливать. Ну и я с ним. Там неподалеку моя мама живет, поможет. Так что все хорошо будет.
— А как же…
— Меня демобилизовали, — она мягко коснулась живота и улыбнулась такой ослепительно-радостной улыбкой, что Виктор все понял.
Красноармейцы закончили погрузку, и один из них помог ей сесть в кузов. Машина тронулась, обдав вонью выхлопа, стала разгоняться. Оля высунулась из кузова и замахала рукой.
— Лешке скажи, чтобы писал, — закричал Виктор, махая в ответ. — Или сама за него. Главное, не сдавайтесь, и у вас все будет хорошо…
…Шубин устроил командный пункт на свежем воздухе. Вообще-то землянку выкопали заранее, она выступала бугром метрах в полсотне, но комполка лезть под землю отчего-то не пожелал. КП продувался всеми ветрами насквозь, из укрытия имел только парусиновый тент, но командира это устраивало. Отсюда он орал на весь аэродром, а когда не орал, то сидел нахохлившись, ткнув голову в ворот зимнего комбинезона и далеко вытянув ноги в рыжих унтах. Было холодно, и комполка то и дело гонял ординарца за чаем. Увидев Саблина, он обрадовался, приветственно замахал рукой, указывая на табурет рядом, привычно крикнул:
— Денисюк, еще чаю!
Горячий чай согревал изнутри, железная кружка жгла пальцы. С чаем КП показался довольно уютным.
— Поправился, тута, — Шубин не спрашивал, а утверждал. — Соизволил, тута. Работы много, а ты на бабе отлеживаешься! Нехорошо, подводишь товарищей…
— А чего мне, — Виктор ухмыльнулся. — Работа не волк, в лес не убежит. Зато выспался!
— Ишь, заговорил, — фыркнул комполка. — А теперь поработаешь! Два дня даю, чтобы набрал форму. Бери любую машину, летай, сколько хочешь. Но чтобы без глупостей! А то был уже один…
— Щедрый аванс, — Виктор отставил горячую кружку. — А чего так? Что-то готовится? Случилось чего, а я не знаю?
— Пополнение прибыло! — комполка ткнул пальцем Виктору за спину.
Там, в новеньких, с иголочки шинелях застыли в строю семеро. В стороне грудились фанерные чемоданы и прохаживался полковой замполит, что-то проникновенно вещая и размахивая для убедительности рукой.
— Дмитрий Михайлович, это волюнтаризм! — возмутился Виктор. — Я вам чего, святой Нектарий, за спасибо работать? У нас еще два комэска есть! Где начальник ВСС, это его обязанность! Мне что, больше всех надо?
— Запел, тута, соловей курский, — Шубин почему-то развеселился. — А я приказываю!
— А я рапорт напишу! На хрена оно мне надо? Есть моя третья эскадрилья, ее и буду тянуть!
— А ты больше не комэск-три! — Шубин перестал улыбаться, но глаза смеялись.
— Тем более! — Виктор зло дернул плечом и отвернулся, показывая бессмысленность разговора. Такой подлянки от командира он не ожидал.
— Обиделись мы, — пропел Шубин, дурашливо топыря губу. — Ты старших слушай. Ты теперь не комэск. Ты теперь мой заместитель, вместо Иванова. Приказ сегодня будет, звездочки в этом месяце.
— Ого! — брови Виктора удивленно взлетели вверх, а груди радостно екнуло. — Тогда… разрешите приступать!
— Вот! — Шубин победно улыбнулся. — Вот это правильно, тута. Так и надо, — он отставил кружку и потянулся за папиросой. — На третьей Улитка будет, — комполка говорил на выдохе и слова, словно вылетали из дыма. — Ларин, балбес, не тянет. Распустил, — протянул он недовольно. — Улиткой займись особо! У него перспектива, тута. Он, если подучить, молодежи много чего передаст. На первую погляди. Туда камэска нового дали. Парень вроде неплохой, толковый, тута, сильный, но у них потери большие были – новичков много. Ну и эти, само собой, — командир вновь показал на пополнение.
— Юнцы совсем, — Виктор снова взял кружку, — учить их и учить… пополнение…
— Да-а, — Шубин меланхолически жевал папиросу, и глаза его были похожи на зимнее небо, такие же серые и безжизненные. — Пополнение за пополнением. Приходят и приходят, тута. Старых убивают, приходят новые. Их убивают, снова приходят. Сколько, Витя, лиц прошло… Я вот думаю иногда… там, в России, остались ли еще люди? Хватит нам сил победить?
