— Ну, я… — Ферст откровенно смутился. — Как бы это сказать…
— Решение будет принимать не лорд-правитель, — прервал его Лев. — Решение остается за мной. Твой вопрос подразумевает существование каких-то сомнений, лорд-экзальтер. Но ты должен понимать, что целью нашего Крестового Похода является воссоединение утративших связи островков человечества. Нам бы не хотелось применять силу для приведения твоего мира к Согласию, но опыт подсказывает, что в некоторых случаях это необходимо. Иногда в силу своего невежества или потому, что их контролирует неподобающее правительство, люди вновь открытого мира пытаются оказать сопротивление. Но это не имеет никакого значения. Мы пришли вас спасти. Хотите вы этого спасения или нет, результат не зависит от вашего желания.
— А что вы скажете о нашем правительстве? — спросил его высокоблагородие лорд-экзальтер. Представитель Сароша отвел взгляд от иллюминатора и повернулся лицом ко Льву и имперскому командованию. — Как вы оцениваете правительство Сароша? Вы находите его подобающим?
— Решение еще только предстоит принять, — сказал Лев. — Должен сказать, мне нравится такой откровенный разговор. Как я слышал, ваш народ отличается склонностью к некоторого рода… неопределенности.
— Да, мы до сих пор не определились, — признал его высокоблагородие лорд-экзальтер, стойко выдерживая взгляд Льва. — Но теперь поняли, что настало время сделать окончательный выбор. Как я понимаю, Империум не поклоняется никаким богам. Более того, это запрещено. Это правда?
— Правда, — ответил Лев, несколько озадаченный столь резким поворотом в разговоре. — Но я не вижу, как это может влиять на наши проблемы. Мне говорили, что жители Сароша разделяют нашу точку зрения на религию. У вас нет ни священников, ни мест поклонения.
— А вот здесь вы ошибаетесь, — возразил лорд-экзальтер. — Наши храмы находятся в тайных убежищах, в лесах и пещерах, где посланники наших богов разговаривают с избранными представителями, Возвышенными. Мы более тысячи лет следуем их указаниям и в результате построили совершенное общество.
— И я узнаю об этом только сейчас? — раздраженно бросил Лев, поворачиваясь к избранному лорду-правителю и другим представителям Империума, но те были изумлены ничуть не меньше.
Лев снова обратился к лорду-экзальтеру:
— Вы скрыли это от нас?
— Да, скрыли, — подтвердил его высокоблагородие. — В этом нам помог тот факт, что вероисповедание для нашего народа — очень личное дело. Когда на нашей планете появились первые разведчики Империума, они не увидели в нашем мире никаких признаков религиозности, никаких грандиозных соборов или монастырей. Наши священные места остаются скрытыми, но только потому, что так приказали мелахимы.
— Мелахимы? — ошеломленно повторил Лев.
— Это наши боги. Они обращаются к Возвышенным, поскольку только те способны слышать божественные голоса. Но боги говорят лишь тогда, когда Возвышенные покидают цивилизацию и удаляются в глушь. Боги говорят Возвышенным, что должно быть сделано, и затем их слова доносятся до остальных членов нашего общества. Таким методом мы узнаем волю богов.
— Какая глупость! — воскликнул не на шутку рассердившийся Лев. — Вы же рациональные люди технологически развитого общества. Вы должны были видеть, насколько неразумны подобные суеверия.
— Вы слишком рано показали свое истинное лицо, — продолжал лорд-экзальтер. — Когда появились ваши разведчики, они с важным видом рассказывали, как разрушили власть религии и объявили ее детским суеверием. С того самого момента мы поняли, что вы — носители зла. Ни одно общество не может быть признано справедливым, если оно не признает верховенства божественной силы. Мирские истины лживы. Как только мы услышали, что Император объявил всех богов ложными, мы тотчас поняли его сущность. Он — лживый демон, воплощение обмана, посланник темных сил, сбивающий человечество с пути истинного.
Захариэль шагал по корабельным коридорам к временной казарме своего отделения и перебирал в уме все, что надо было сделать перед возвращением на «Ярость Калибана» и десантом на поверхность Сароша. Он ни на минуту не сомневался, что высадки войск на планету ждать осталось недолго, и предостережения Кургиса о том, что сарошанцам нельзя доверять, постоянно звучали в его ушах.
Внезапно он снова вспомнил странное выражение лица Лютера, когда тот вылез из-под шаттла сарошанцев, и стал гадать, что мог увидеть заместитель командующего Легионом, чтобы так…
Что?
Нервничать?
Захариэль, не замедляя шаг, опять вызвал в памяти бледное и растерянное лицо Лютера. Что же могло смутить такого героического воина, как Лютер? Чем больше он вглядывался в мысленный образ, чем пристальнее всматривался в его глаза, тем дальше проникало его сознание.
Он увидел в нем боль и печаль долгих лет, прожитых в тени другого человека.
Природные чувства Захариэля, усиленные тренировками под руководством брата-библиария Исрафаэля, помогли понять смысл переживаний, владевших Лютером.
Не доверяй им… И не поворачивайся к ним спиной.
Захариэль резко остановился от внезапного сильного приступа тошноты. Он ведь был Астартес и никогда не страдал от каких-либо болезней, поскольку улучшенный метаболизм автоматически компенсировал все отклонения, способные вызвать неприятные ощущения.
Однако в данном случае дело было не в физических отклонениях. Приступ вызвало сильное и внезапное предчувствие близкой угрозы.
Что еще хуже, он был абсолютно уверен, что об этой угрозе догадывается не он один, но только он намерен ее предотвратить.
На пусковой палубе было совсем тихо, что само по себе казалось необычным.
Захариэль шагнул через порог противовзрывной двери и огляделся в поисках постоянного персонала — техников, механикумов и грузчиков, обычно наполнявших помещение громкими голосами.
Но единственными звуками были легкий скрип, свист гидравлики и постоянный гул двигателей, и Захариэль тотчас понял, что его подозрения не были беспочвенными.
Что-то определенно пошло не так, как следовало.
Он пересек пусковую палубу и обошел вокруг шаттла сарошанцев, пытаясь найти в нем нечто необычное. Как он уже раньше сказал Лютеру, перед ним была устаревшая и почти забытая модель с громоздкими для такого маленького корабля двигателями.
Он заглянул под одно из крыльев, даже встал на четвереньки, надеясь увидеть то, что так взволновало Лютера.
Снизу от шаттла пахло машинным маслом и гидравлической жидкостью, пластины металла были привинчены довольно грубо, рабочие явно не заботились ни о красоте, ни о качестве. Поначалу Захариэль не обнаружил ничего необычного и решил забраться дальше, под самое днище.
