— Почему же вы не придёте прямо в Долину? — перебила чародея Клара. — Почему не воззовёте к тамошним магам?
— Мы пытались, — глухо ответил Кор. — Сперва мы просто наблюдали, и… И мы разочаровались, госпожа Клара. Маги Долины не хотят никаких треволнений. Они живут богато, спокойно, в своё удовольствие. Те, кто достаточно силён — заняты погодой или врачеванием. Из Боевых магов подходили только вы, остальные же… — он лишь махнул рукой.
— Что «остальные»? — Клара ощутила укол обиды.
— Прошу простить, — тотчас повинился Кор. — Я не хотел дурно говорить о ваших товарищах по гильдии, да ещё и у них за спиной. Но и Эвис Эмилада, и Мелвилл, и Эгмонт — не станут ввязываться в такую войну, госпожа Клара. А лгать и вовлекать их обманом ни я, ни мои товарищи не способны. У нас тоже есть честь, госпожа Клара.
— Отрадно слышать, — проворчала чародейка. — Господин Кор! Спасибо за помощь. От всего сердца. Но лезть в вашу войну с богом Хедином я не стану.
Лицо странного волшебника не дрогнуло.
— Вам не скрыться от него, госпожа Клара. Можно бежать от войны, можно обрести иллюзию покоя на краткое время, но скрыться от неё навсегда, забыть о ней вы не сумеете. Бог Хедин не прощает обид, иначе он не был бы богом Хедином. И когда он — или его присные — выследят вас, то…
— Но если он настолько могущественен, что со всеми вашими ловушками, господин Двейн, хватило бы лишь трёх десятков слуг этого злобного бога, чтобы покончить с нами — какой смысл начинать?
— Какой смысл? — Кор нагнулся ближе, голос упал до шёпота. — Госпожа Клара, но в своё время Хедин и его названный брат Ракот, такие же маги, бросили вызов непобедимым богам — Ямерту и его родне. Слыхали о таких?
— Как же не слыхать…
— Отрадно. Так вот, Хедин и Ракот победили. Ниспровергли их. Если это удалось один раз, почему не удастся другой?
— То есть исходов только два? — медленно проговорила Клара. — Или они нас, или мы их? Третьего не дано?
— Боюсь, госпожа Клара, что дело обстоит именно так. — Кор развёл руками.
— Я ничего не делаю без ведома моего супруга, господин Двейн.
— В самом деле? — чуть заметно усмехнулся чародей. — Что ж, госпожа Клара, отыскать его — право же, не самое трудное. А вот что дальше…
Двое на тропе у костра. Спокойно спят Кларины дети, её драгоценнейшее сокровище. Где-то пробирается кривыми и окольными тропами Сфайрат — она найдёт его, непременно — а что с ним всё хорошо, она уверена. Но что же дальше? Бросить вызов необоримой силе, силе, что сама утвердила себя, побеждая считавшееся непобедимым?
Думай, кирия Клара, как называла тебя незабвенная Райна, о которой ты ничего не слыхала вот уже полтора десятка лет по счёту приютившего тебя мира.
Думай, потому что один раз ты уже ошиблась, и Кэра Лаэды не стало.
* * *
— Великий Хедин! — Вампир Ан-Авагар распростёрся ниц перед Познавшим Тьму, несмотря на недовольную гримасу Нового Бога. — Великий Хедин, к твоим ногам припадаю я, недостойный и запятнавший себя!
— Встань. — Хедин стоял на ступенях знаменитой лестницы в самом сердце Обетованного. Познавший Тьму только что вернулся из какого-то своего странствия, короткого, но, как всегда, таинственного. Меж бровей залегла глубокая складка, глаза ввалились. Отчего-то он не торопился избавить плоть от этих столь человеческих признаков усталости и огорчения.
— Нет, нет, о великий Хедин! Лишь если мне будет даровано по несказанной милости твоей прощение! Ибо кровь на мне, кровь невинных, и я предаю себя во власть твою, в руки твои, на твой праведный суд!..
* * *
«Вампир», — подумал я. Да, Ан-Авагар, точно. Один из гнезда Эйвилль, один из немногих оставшихся. Славно день начинается, ничего не скажешь. С вампира! Ишь, корчится…
— Встань и говори, — велел я.
И он заговорил. Угодливо согнувшись, заглядывая мне снизу вверх в лицо и пытаясь даже улыбаться. Он, недостойный, движимый гладом и вампирьей натурой, каковой не мог противустать, отправился в далёкий мир, где надеялся обрести успокоение. Однако, очутившись там, оказался он пленён неведомою силой, им прозванной «Наблюдающими», кои сумели закрыть от него тропу в Межреальность. Страшный страх и ужасный ужас пробудили они в нём, ибо никому такое не под силу, верят все слуги великого Хедина, владыки путей и дорог!
И… и тогда… О, он не в силах произнести сии ужасные слова! Он вынужден был, ему пришлось, его заставили, ему не оставили выхода, он умирал, умирал, как зверь, на лесной тропе, думая лишь о том, что великий Хедин не получит роковых известий, и потому — только потому! — о, он совершил… вампирье дело.
Наверное, глаза у меня невольно сузились или, как порой пишут в книгах, «полыхнули гневом», потому что вампир вновь распростёрся на пузе, обхватив руками голову и тихонько завывая.
Он убивал там, в этом несчастном мире. Убивал и высасывал жертвы. И хорошо ещё, если не положил начало новому «гнезду».
Но Познавший Тьму обязан выслушать до конца того, кто предал себя на его милость.
Вокруг стали собираться мои подмастерья. По одному, по двое — эльфы и люди, гномы, орки, гоблины, половинники…
Такое, понятно, не каждый день увидишь — гордый и заносчивый вампир, валяющийся в ногах у Аэтероса!..
— Но кроме Наблюдающих, ещё имею я поведать, важное и тайное! — надрывался вампир. — О силах, суть Дальних, скорее всего, имеющих и уловляющих посредством ловушек сильных магов, каковых затем, наверняка, обращающих…
— Иди за мной, — не выдержал я.
* * *
Когда всё кончилось, Ан-Авагар ещё долго сидел на приятно-прохладных каменных ступенях. На него никто не смотрел, подмастерья разошлись, и вампир чувствовал сейчас смятение, совершенно не свойственное его роду.
Настоящий вампир смеялся бы внутри, смеялся над наивным, хоть и могущественным Богом, верящим в красивые слова, заламывания рук и катания по земле, извините, в нашем случае — по ступеням. Настоящий вампир похвалил бы себя, умного, ловкого и хитрого, такой малой ценой избегшего смертельной опасности. Настоящий вампир уже задумался бы, как истолковать слова Хедина в свою пользу и как, изловчившись, всё-таки находить возможность лакомиться горячей и сладкой кровью смертных, вдобавок к назначенной ему в пропитание крови скота.
Но вместо всего этого Ан-Авагар с изумлением ощущал совсем иное. Он забыл о подобных чувствах, почти забыл, сохраняя лишь бледную тень памяти о них, поскольку именно они, эти тени, делали его нынешние развлечения столь острыми и действительно приносящими наслаждение.
А вместо этого…
