От него отделились три бледно-мерцающих огонька, которые стали кружить по каким-то замысловатым замкнутым траекториям.
– Стой, отряд! – крикнул Калган, инстинктивно перекрестившись. – Господь Всемогущий… Только этого не хватало – дурной знак это… Уж не по твою ли душу оно?
– Надеюсь, что не по мою, – отозвался я, внимательно вглядываясь в небо. – А что?
– Ты же у нас Пастух Глюков? – Калган тоже не отрывал глаз от необычного объекта.
– Ну не до такой степени, чтобы они везде за мной летали и заряжали мне аккумуляторы. – Я продолжал завороженно следить за движениями глюка.
Зрелище пугало своей невероятностью и натуралистичностью. Так мы простояли, замерев, минут десять – пятнадцать, пока это странное нечто не проделало над долиной путь по вытянутой дуге. И вдруг на наших глазах резко ушло в тучи, успев вобрать в себя все огоньки.
Всадники облегченно вздохнули, а через некоторое время утихли и сирены.
– Наверняка еще вернется, гад, – процедил Калган, и мы осторожно тронулись дальше.
Железнодорожный горняцкий поселок напоминал потревоженный муравейник и встретил нас суматохой: бегали мужчины с оружием в руках, женщины и дети боязливо выглядывали из окон и дверей. Все поминутно поднимали головы к небу, пытаясь разглядеть – не возвращается ли ЭТО?
Какой-то человек в военном комбезе подбежал к Калгану и, ухватив его за стремя, что-то быстро затараторил. Калган только махнул рукой и указал в сторону группы блочных пятиэтажек. Тот кивнул и убежал.
– Что случилось? – спросил я.
– А ты не видел, что ли? – слегка раздраженно ответил командир. – В городе объявлено чрезвычайное положение. Дуй к станции, там есть постоялый двор, называется «БарМотун», дромадера сдашь хозяину, скажешь, что от Калгана, и ждите меня в баре. Я пока свиней с рудой загоню к себе.
Я коротко кивнул и, повернув поводья, дав шенкелей и громко причмокнув дромадеру, поскакал в сторону, указанную Калганом.
Ирина крепко прижалась ко мне сзади.
Проезд по поселку был крайне затруднен: во-первых, из-за почти что полного отсутствия такого понятия, как «улицы», приходилось лавировать в лабиринте между стихийно прилепленными хижинами разных мастей и размеров, во-вторых, из-за мельтешения под копытами дромадера местных жителей, уже сбивавшихся в отряды городского ополчения, которые, вместо того чтобы глядеть вокруг, больше пялились в небо, отчего я чуть не сбил с ног нескольких человек.
На относительно свободном пятачке у того места, откуда начинался район блочных пятиэтажек, несколько человек в горняцких касках вколачивали в землю стальные прутья и натягивали на них проволочную сетку, внутри которой еще двое монтировали какое-то оборудование, которое венчало что-то вроде металлического зонтика.
Мы проталкивались все ближе к горному массиву, где рядом с отверстием тоннеля уже виднелось небольшое депо и прилегающие к нему станционные постройки. Ветер донес до меня дразнящий знакомый запах креозота.
Несколько раз я наклонялся, пытаясь спросить у пробегающих куда-то людей, как найти постоялый двор «БарМотун». Самые лучшие ответы, кроме откровенного игнора, были: «Да-да, конечно» или: «Торопитесь, он сейчас вернется».
Наконец возле тускло поблескивающих, устремленных к центру долины рельсов, рядом с двумя массивными каменными платформами и прожекторной вышкой, я увидел некое подобие вокзала, с тыльной стороны которого примостилось небольшое здание, обнесенное забором из алюминиевых труб. На боковой стене из различных пород камня было выложено трудночитаемое, но весьма заметное искомое мною название постоялого двора.
Я направил поводья туда, затем спрыгнул с седла и, подав руку Ирине, примотал верблюда прямо за поводья к изгороди…
Зябко ежась от ветра, мы вошли через грязную засаленную дверь с надписью «Гостиница – Бар».
Внутри оказалось просторное помещение с низким темным потолком, как ни странно, вполне опрятное. По углам горели неоновые светильники, а за длинными столами сидело несколько человек, флегматично потягивающих что-то из бутылок мутного стекла и непринужденно беседовавших. Это резко контрастировало с суетой снаружи.
За стойкой оказался хозяин заведения, пухлый живой брюнет, который приветливо мне кивнул, когда я упомянул имя Калгана.
Он предложил мне выпить всего за пару патронов 5.56. У меня было несколько, и мы с Ириной уселись за стойкой. Еще он уломал нас взять лапшу с верблюжьим сыром и свинины…
Уже через несколько минут я знал почти половину всех новостей поселка: и про то, что Калган самый классный парень, и что в горах нашли залежи урана, а это сулит поселку огромные прибыли, а эргами они небогаты, и про то, что по глюку собираются шарахнуть из новой микроволновой пушки, которую сочинили инженеры поселка еще три месяца назад (это ее собирают на площади возле рабочего поселка), и про многое другое. Он жадно стал меня расспрашивать, откуда я, и что видел, и как там в Персеполисе. Я, как мог, отвечал, стараясь не вдаваться в подробности, а когда наконец он отвлекся по своим делам, я повернулся к Ирине, взял ее за руку и заглянул ей в глаза.
– Ну чего ты все молчишь? – спросил я.
– А что мне нужно говорить? – удивилась Ирина. – Я счастлива, что мы сбежали живыми и здоровыми, я очень благодарна тебе за это. Я считаю, то ты сильно рисковал, когда полез за Дарби в это подземелье. Лайла тоже… просто она мне как не нравилась, так и не нравится, и непонятно, зачем тебе понадобилось с ней флиртовать…
От такого заявления у меня отвисла челюсть.
– Как ты верно заметила только что, – ответил я, поборов в себе желание начать орать и размахивать руками, – я сильно рисковал, когда полез в это подземелье, с нами было еще несколько Охотников, которые, скорее всего, погибли. Я был ранен. Если опустить мелочи, то флиртовать, мягко говоря, было некогда, да и обстановка не подходила совсем…
– Прости, Дэн, я понимаю, – сказала Ирина с таким невозмутимым видом, что мне захотелось зарычать. – Просто она так странно себя вела, и…
– Дорогая, – не выдержал я, – ты тоже ведешь себя довольно нетривиально. Ты впуталась в очень сложную и, как показывает практика, смертельно опасную паутину и при этом, кажется, считаешь, что все кончится хорошо, как в любом порядочном приключенческом кино. Смею тебе заметить, что у нас далеко не кино, и то, что мы до сих пор еще живы, – это просто фантастическое стечение обстоятельств, пополам с рядом чьих-то оплошностей, – ты это хоть понимаешь?
Ирина молчала, а я начал распаляться, но не мог уже остановиться.
– Ты хоть на секунду в состоянии понять, что почти ни один из идиотских поступков, совершенных мною за последнее время, не должен был сохранить наши жизни, и то, что мы еще до сих пор не в руках этих маньяков, – это из-за неповоротливости и медлительности всей их сложной машины?
