Потом на какое-то время окружающий мир перестал существовать. Судя по GPS, нас сносило к Хаджибеевскому лиману, но любоваться замысловатым рельефом берегов не было возможности – всё тонуло в бледно-сером мороке. Стрелка альтиметра бодро мотала высоту, а я всё гонял бортовой компьютер по диагностике герметичности жёстких оболочек и отсеков. Отчёты радовали «зелёным».
Миновав отметку тысячи метров, мы вырвались из первого эшелона облаков. Но солнца не было. К иллюминаторам прилипли бисеринки влаги, а над нами, судя по картинке телемонитора, висел второй купол сплошной облачности.
Моё настроение росло вместе с высотой. И какие, собственно, у меня проблемы? Собаку убили? Да такой смерти можно только позавидовать: мгновенно и на боевом посту. Себе лучшего не пожелаешь! О чём ещё мечтать-то? Стометровая яхта? «Кузнец» в два раза длиннее. И сороковник в ширину. И высота двадцать метров. И сесть я могу что на воду в океане, что на плато в Гималаях, что посреди Большой австралийской пустыни.
«Вакуумный реактивный стратосферный дирижабль с жёсткой оболочкой переменного объёма». О! А «Кузнецом» его сам Генерал окрестил. Была тогда у него фишка насчёт отечественного стратосферного флота.
Только прогресс шибко быстро вперёд ломанулся. Мимо стратосферы и орбитальных комплексов. Современные ракеты с Земли к Марсу и Венере напрямую летают. А мы тут остались. В тылу передовых технологий… В глубоком-глубоком тылу. Без работы, пособий и поддержки правительства.
Отвезу этих бандитов куда просят и отправлюсь на своё любимое место – к Мадагаскару в Индийский океан. Сезон тропических циклонов, конечно, на излёте. Зато можно будет понаблюдать рождение облаков. Опущусь до тысячи метров, поймаю поток тёплого влажного воздуха и вместе с ним плавно, без спешки буду подниматься до шести-семи тысяч. Здесь он начнёт охлаждаться, превращаясь в огромные колонны кученые облака вертикального развития. А я поплыву рядом по ветру, не спуская с них глаз и объективов видеосъёмки. Буду смотреть, как влага радуется жизни и свободе, как она разбрасывает в стороны километровые рукава пара безупречной белизны. Завидую. Хотел бы я быть облаком…
– Командир! – О! Меня зовут. – Как там у нас дела?
– Отлично! – Я нисколько не кривлю душой. Потом всё-таки бросаю взгляд на монитор и уточняю: – Высота две пятьсот, ветер сносит в северо-западном направлении, то есть к цели. Системы работают нормально.
– Спасибо.
Мы прошли горизонт три тысячи, потом четыре. На пяти тысячах, наконец, засияло солнце. Я чуть раздвинул плечи домкрата, увеличив объём оболочки, и запустил двигатели на холостой ход. Пусть греются, выше – до ста градусов мороза будет. Фиг запустишь…
Десять тысяч встретили нас перистой облачностью, на мгновение прильнувшей к иллюминаторам и тут же отставшей, не оставив даже намёка на влагу.
– Если есть желание подкрепиться, – обратился я к пассажирам, – то самое время. Холодильник и кофеварка в вашем полном распоряжении. Через полчаса начнём разгон. Будет не до кофе.
– А сало е? – спросил кто-то из них дурным голосом.
– Там же есть приличные консервы… – удивился я.
Потом «дошло», но я не стал обостряться и отключился без комментариев. Приятно, что когда-то хватило ума отделить пассажирский отсек от рубки управления. Я тут – на носу, а они в тридцати метрах позади, ближе к центру. Технологический тоннель между отсеками, конечно, есть. Но только для меня. Что очень способствует спокойствию. Особенно когда всякий сброд в салоне развлекается…
Пятнадцать тысяч.
Семнадцать.
Вскоре я развернул «Кузнеца» навстречу координатам цели, дал лёгкий дифферент на корму и перевёл двигатели с холостого хода в рабочий режим. Малый ход, средний… Достаточно. За срочность не надбавят. А вот сэкономленное топливо лишним не бывает.
– Как там? – волнуется Костя.
– Порядок, – отвечаю невозмутимо сдержанно. – Глиссада десять градусов. Через час-полтора будем у цели.
– Это двести штук за два часа? – шипит кто-то из пассажиров.
– Маловато, конечно, – нарочито удручённо вздыхаю. – Но, в порядке благотворительности, могу себе позволить…
И вновь наматывают круги стрелки альтиметра. За бортом – минус девяносто. Только теперь это уже не «всплытие». Мы карабкаемся по весьма призрачной опоре – давление снаружи в сто раз меньше обычного атмосферного. Мы подбираемся к сердцу озонового слоя. Так что скоро потеплеет. До минус шестидесяти…
* * *
Объект я увидел не сразу. Радар молчал, что, в общем-то, неудивительно, – если человек металлом конструкцию обидел, то и сильного отклика на УКВ ждать не стоит. Так – редкая «семечка» на экране. А вот, что оптика «подкачала» – чудо. «Ничего себе краска! – подумал я. – Считай – восемьдесят лет сгинуло, а по корпусу не скажешь…»
Да. Маскировка была удивительной: я сближался на форсированном торможении, но даже с тысячи метров едва различал контуры «немца». А когда спустя пять минут завис над ним, то уважительно покачал головой: эта штука была раз в сто больше «Кузнеца»!
– Мы готовы, Александр, – сухо доложил Костя, – Опускайте трап, и будем шлюзоваться.
Чтобы не отвлекать компьютер от управления двигателями, которыми он малым ходом позиционировал «Кузнеца» в трёх метрах от поверхности дирижабля, я сам разблокировал двери пассажирского шлюза и выдвинул трап, который завис в полуметре от палубы.
– Готово, – сказал я. – Не забудьте согласовать частоты радио скафандров…
– Вот только учить меня не надо… – пробурчал Костя.
Я пожал плечами. Мне-то что? Ещё минута – и всё это приключение для меня станет даже не историей – незначительным эпизодом. Подумаешь, оседлали немецкий стратостат! Всего минуту терпения – и вперёд, в тропики, к белоснежным облакам…
Яркая вспышка… по корпусу «Кузнеца» будто ударили молотом, кто-то сдавленно вскрикнул. Компьютер немедленно сообщил о глобальной ошибке.
– Александр? – обратился ко мне Константин.
Я вручную выровнял «Кузнеца», дождался перезагрузки компьютера и, передав ему управление, через задний иллюминатор присмотрелся к месту высадки. На палубе под трапом лежал человек.
– Александр? – неуверенно повторил Костя.
– У меня – порядок, – успокоил я его. – Что там у вас?
– Борис погиб. Бортинженер. Что-то вроде молнии. Он только спрыгнул с трапа…
– Почему сразу «погиб»? – удивился я. – Может…
– Не «может», – отрезал Константин. – У нас в каждом скафандре датчики жизнеобеспеча. Плюс приёмный интерфейс от всех участников. У Бориса – ноль пульса, ноль дыхания.
– Ого! – сказал я. – И что теперь?
