Только зачем мне таблички с номерами, если я вижу агрегат центрального наддува? Сам двигатель «АМ» тридцать четвёртый от тридцать пятого, может, и не отличу. Но советскую установку АЦН-2 на ощупь знаю.
Не сказал бы, что открытие было оглушающим. Просто стало предельно ясно, что, чем скорее я выберусь отсюда, тем целее буду. Советская власть на охрану своих секретов денег не жалела. Скоропалительный падёж «кладоискателей» уже не казался случайным. Здесь нет и не могло быть сокровищ.
И всё что нужно – спуститься пониже на предмет достаточной плотности кислорода и запалить этот гадючник… насколько хватит в ёмкостях водорода. Серп и молот меня пугают. Молотком по башке и серпом по чреслам…
Стараясь ни к чему не притрагиваться, я попятился к выходу и только в коридоре, перейдя на частоту «Кузнеца», послал вызов Генералу. Он ответил сразу. Не только у меня, видно, было «предчувствие».
– Труба дело, Петрович, – вот так, по-домашнему, приступил я к рапорту. – Дирижабль советский, довоенный, а начинка, судя по уровням защиты, – не приведи господи. Уже двоих потеряли…
– Доклад твой принял, – сказал Генерал. – Да и по своим связям прошёлся. Дело и впрямь гиблое. Проект «Красное облако». Все думали – выдумка чекистов, но… выходит, не выдумка. Посылка в будущее, мать её… Привет от ушедшей цивилизации. Уходи оттуда, Саня. Немедленно уходи. Через двадцать минут пускаем ракету.
– То есть как «уходи», Петрович? – забеспокоился я. – Куда «уходи»? Высота подо мной – тридцатник! Может, на радость Книге рекордов Гиннесса ещё и с парашютом прыгнуть?
– Ты не умничай, – посоветовал Генерал и тепло, по-отечески, добавил: – С залпом медлить не будем. Не хватало ещё, чтоб эта зараза вошла в плотные… – Он отключился.
– Бегу, – сказал я мёртвому микрофону и переключился на частоту своих нанимателей.
Много времени на уточнение обстановки не понадобилось: судя по вою в наушниках, дела у них складывались неважно.
Выла Лидия.
И выла давно.
Я приказал ей заткнуться. Она замолчала. Но больше от неожиданности, чем в порядке исполнения приказа.
– Вы… живы? – спросила она.
– Где ты?
– Не знаю. Костик всё время кричит. Он умирает…
Я прислушался. Что Костик кричит «всё время», было явным преувеличением.
– Ты помнишь коридор, где мы расстались?
Она размышляла непозволительно долго – секунд сорок, потом ответила:
– Кажется, я по нему иду.
– Остановись и жди меня.
Я побежал к шлюзу.
Да, она не ошиблась. Это был тот самый коридор. И она – посередине.
– Там Костик, – она неопределённо взмахнула рукой и покачнулась.
* * *
Константин лежал в довольно странном помещении: в ширину – метров шесть, потолок – не выше вытянутой руки, а концы этого коридора терялись в сумерках скупого освещения. Вдоль стен стояли открытые ящики, в которых курилась тончайшая, невесомая пыль. Я осторожно провёл рукой над ближайшим ящиком и увидел, как от движения воздуха кверху потянулись призрачные чёрные ленты.
И в ту же секунду понял, что затеял опасную забаву: боль через ладонь свела судорогой руку и ударила в позвоночник.
Я немедленно отошёл и склонился над Костей. Вся передняя часть его скафандра была чёрной. Что там делалось под шлемом, разобрать не сумел – стекло не просто закоптилось, оно стало мутным.
Неожиданно Костя дёрнулся и закричал.
– Костик! – запричитала Лидия. – Костик, миленький!
Я подхватил его под мышки и, не обращая внимания на громкие стоны, поволок к выходу. В коридоре забросил его на плечи, но только в шлюзе, рядом с трупом Олега, сказал:
– Нам нужно убираться отсюда, Лидия. Есть идеи?
– Что? – переспросила она.
Пока я нёс Константина, она поддерживала его руки. Чтоб, значит, не бились о стены коридора. Заботливая…
– Наши сейчас долбанут ракетой. Осталось минут десять…
– Ракетой нельзя, – неожиданно сказал Костя. – Стены хранилища нарочно сегментированы. Отрава развеется в атмосфере. Ни огонь, ни холод ей не страшны. Да и не будет ничего на этой высоте гореть. Кислорода… – Он поленом выпрямился у меня на плечах и страшно закричал.
– Костик! – немедленно завелась Лидия.
Я нащупал на его рукаве пульт и выключил ему радио. Сразу стало легче.
– Костику лучше? – всхлипывая, спросила Лидия.
– Конечно, – солгал я. – Сама видишь – приступами накатывает. Главное – перетерпеть. Нам нужно уходить. Может, прыгнем?
– Прыгун, – сказала Лидия. – На корме должен быть вспомогательный шар – для осмотра поверхности дирижабля. Они его называли «прыгун». Только там место на одного…
– Ну это мы ещё посмотрим, – сказал я. – «Стоял терем-теремок…» Слыхала?
А потом я его нёс.
Я нёс его по длинному мосту между надутыми от важности баллонами. Два шага – секунда. Я чувствовал, как исчерпывается терпение Генерала. Я видел, как чей-то палец тянется к кнопке…
Потом я «выдавил» Костю из шахты. И вновь движение. И вновь два шага – секунда. Кто скажет, какая из них будет последней? Проходя мимо «Кузнеца», я даже головы не повернул в сторону тела бортинженера.
На корме и вправду обнаружился покатый пандус, плавно спускающийся к сферической гондоле небольшого аэростата. Сам «пузырь» сморщенной тряпкой был растянут на палубе.
Я включил радио Константину, но сейчас он только хрипел. Впихнул его в гондолу. Лидия суетилась рядом.
– Ваша очередь, барышня, – галантно предложил я даме место.
Как она туда втиснулась, я не понял – места и впрямь было маловато. Только тогда я вернулся к «Кузнецу». Взял парашют и выключил аварийку. Чтоб спасатели не заблудились в наших призывах о помощи… Через секунду замигал «красным» вызов. Кто-то пытался со мной связаться на частоте «Кузнеца». Генерал?
Я переключился.
– Александр! – громыхнуло в шлемофоне.
– Я, – в том же тоне ответил я и упал, запутавшись ногами в лямках ранца.
– Мы потеряли «SOS». В чём дело?
– Полный порядок, товарищ генерал, – пролаял я и включил у себя на груди аварийку.
– О! – сказал Генерал. – Отличный приём.
И отключился.
Я разобрался со своими «постромками», но времени на выяснение системы швартовки «прыгуна» не оставалось – вскарабкался на крышу гондолы, открутил вентили подачи несущего газа и обрезал удерживающие концы такелажа.
Первые секунды падения принесли чуть ли не эйфорию – спаслись! То, что мне не нашлось места в гондоле, не смущало. По мере спуска ёмкость наполнится, падение замедлится. А как снизимся до пяти-шести тысяч, я просто спрыгну и продолжу спуск на парашюте.
Вернувшись на частоту «убитой» экспедиции, услышал злой, настойчивый шёпот. Меня звал Костя.
