в центре города у памятника великому и страхолюдному Худжгарху горел по прихоти этой самой троицы «вечный» огонь. На нем два обалдуя пытались зажарить моего боевого «коня». Третий, а это был, как обычно, несчастный Рострум, безголовый бродил по площади и искал свою бестолковую башку. Птиц лишился перьев и был связан ремнями. Устав бороться за свою жизнь, он слабо отбивался спутанными ногами. Мастер и Мессир, побитые, окровавленные и сильно разозленные, намеривались его разделать. Они ходили вокруг ощипанного Птица и примерялись к его шее. Но Птиц, зная, какая участь его ждет, обедом быть не хотел и брыкался.
— Эй! — крикнул я. — А ну, отпустили моего «боевого коня»! Кто вам позволил делать из него шашлык?
Мата вздрогнула и обернулась. Братья разочарованно посмотрели на замерших обалдуев, а потом на меня.
— Командор, да этот конь воскресает на следующий день и будет ловить этих дуралеев по одному и сжирать. Это так смешно… — проворчал Торн.
— Смешно? — переспросил я. — Тогда пусть он возрождается за счет твоей благодати.
— За мой счет? — удивился Торн.
— Ага.
— Не. Я не согласен. У меня ее мало.
— А мне она нужна для полезных дел, — отрезал я. — Мата, почему в городе беспорядки? Почему там происходит форменный разбой?
— Господин, вы сами запретили лезть к этим, — она изящным пальчиком манерно указала на четверых разбойников, замерших внизу. А те, заметив меня, взвыли, словно волки в голодную зиму на луну.
— Сла-а-а-авься… — затянули они. Безголовый Рострум стоял и дирижировал руками. С их появлением мой Граднагоре стал полон сюрреалистичности, и я ничего с этим поделать не мог. Они превращали его в филиал дурдома или фильм абсурда с жестокими мистическими элементами. Но ведь как-то город выстоял и строился…
Жители града, окружившие место приготовления шашлыка, подхватили гимн, прославляющий не меня, а город. Да и кто я, собственно? Так, маленький хранитель, а город вон какой большой. Я не стал слушать их завывания, а продолжил нравоучения. Это у меня получалось хорошо.
— К ним не лезь, но в городе должен поддерживаться порядок. Если они нарушают его, сажай в темницу и отправляй нарушителей на общественно полезные работы.
— А это что за работы? — удивилась Мата.
— Это тяжелый общественно полезный физический труд.
— Например? — недоумевая, спросил Торн.
Я задумался и тут же придумал:
— Например, пусть катят камни на гору снизу вверх. Как Сизиф [4] катал. А потом спускают их обратно своим ходом.
Мата осталась равнодушна к моим высказываниям, видимо ничего не поняла. А троица братьев вытаращилась на меня как на диковинку.
— А что тут полезного? — первым опомнился практичный Торн.
— А ты предложи что получше, — парировал я.
— Пусть таскают камни на мою гору и строят мне дом, — нашелся скотский бог.
— Не возражаю, — согласился я. — Займите их делом.
— А почему это тебе строить дом? — возмутился Велес. — Я тоже хочу дом…
— И я, — поддержал его Бортоломей, и они начали спорить, кому дом нужнее. Зная, что дело может дойти до ссоры и даже потасовки, я препирания между братьями остановил.
— Отставить споры! — скомандовал я. — Еще подеритесь тут. Тогда вы уже будете строить дом мне.
— Так он у вас есть, командор, — воскликнули трое в один голос.
— Тогда будете камни таскать снизу вверх и смотреть, как они оттуда катятся обратно, — ответил я, рассматривая самозабвенно поющих дебоширов внизу. А оттуда смутно долетали слова, похожие то ли на «еще не вмерла», то ли «еще польска не згинела». Я тряхнул головой, отгоняя наваждение.
— Повелеваю, — сурово произнес я и почувствовал свое собственное величие. — Кто первый обнаружит беспорядки, тому и будут хулиганы строить дом. Все.
Пока я разговаривал с братьями, не заметил, как появилось «окно» в воздухе и из него с немым удивлением на нас взирала Беота. Опомнился лишь тогда, когда Мата стала дергать меня за рукав и тыкать пальцем.
Я на секунду онемел, но быстро взял себя в руки. Изысканно расшаркался и поприветствовал чернокожую красавицу.
— Добрый день, несравненная Беота. Я счастлив вас лицезреть в моем домене. Не соблаговолите ли спустите к нам?
— Я к тебе, а не к ним, — ответила весьма грубовато хранительница западного полушария и презрительно окинула взглядом своих братьев. Те не остались в долгу и ответили ей такими же надменными взглядами. Я понял, что так презрительно смотреть не умею, Творец не дал таланта.
«Чтобы вот так артистично презирать все вокруг себя, хранителем надо родиться, — подумал я. — Вот что значит высокорожденный, даже стоя внизу, может одним взглядом показать меру своего… Чего? Да, своего… Да и шут с ними, что хотят, то пусть и показывают. Хоть голый зад. Но голый зад Беоты — это…» Я одернул себя и предложил:
— Тогда пройдем в мое скромное жилище, несравненная Беота, — указывая на свой дворец.
Она тут же очутилась рядом и взяла меня под руку. Несильно, но настойчиво повлекла во дворец. В спину нам понеслось:
— Сучка! Тварь черная! Зато красивая…
Беота шла, прижимаясь ко мне своим бедром, не обращая на оскорбления внимания.
— Это та самая Мата, которую ты представляешь моей сестрой? — спросила Беота. Я кивнул и спросил в ответ:
— Рохля растрепал?
— Он самый. Как ты мог с ним связаться?
— Это он связался со мной. Потом отдал свое служение.
— Идиот.
— Есть такое, — поддержал я ничего не значащий разговор, пока мы шли в зал приемов. Там расселись в креслах.
Я еще не приглашал Беоту внутрь дворца. Она с интересом огляделась.
— А тут довольно миленько, — похвалила она дизайн помещений, — хотя чувствуется отсутствие женской руки. Уюта не хватает.
И тут я насторожился. Этот разговор про уют и нехватку женской руки неспроста. Чтобы дать себе время подумать, не отвечая предложил:
— Вино, фрукты?
— Нет, благодарю. Не хочу быть отравленной.
— Ну, несравненная Беота. Я же не сын Творца. Такими делами не занимаюсь. Я человек простой и порядочный, не то что…
— С кем поведешься, от того и наберешься, — улыбнулась Беота, но улыбка ее была похожа на улыбку акулы.
— Вот это вы правильно подметили, несравненная Беота. Мои союзники учатся у меня и оставляют в прошлом свои вредные привычки предавать и воровать. Так что, вино или фрукты?
— Просто деловой разговор.
— Как скажете, нес…
— Хватит называть меня несравненной, Ирридар.
«Опа, — я запнулся, и слова застряли у меня в горле. — Она назвала меня человеческим именем. Неужели в самом деле прибыла звать в мужья? Не верится!»
— Как скажете, — повторил я и, натянуто улыбаясь, сложив руки на коленях, посмотрел на Беоту. Под ее ответным взглядом мне стало неуютно, и я сел свободнее. Откинулся на спинку и заложил ногу за ногу. Положил руку на
