с лица Люка на дыру, проделанную мечом в платформе. Оттуда вылетали искры и валили клубы дыма, запах которого ясно говорил о повреждении репульсоров. Его глаза расширились: «Что ты наделал?»
С последней черной-пречерной струйкой дыма репульсор окончательно закоротило, и Мрачный престол – все эти несколько тонн камня и обсидиана – стремительно понесся вниз, в пустую котловину бывшего лавового озера. Но вместо того чтобы обрушиться с высоты в несколько сотен метров на каменное дно вулканического бассейна, конструкция, промчавшись вниз всего двадцать метров, совершила весьма жесткое приземление на верхнюю часть фюзеляжа кореллианского легкого грузовика, который парил там с тех пор, как джедай выскользнул из его верхнего люка, прыгнул на стену и совершил долгое медленное восхождение к уступу наверху.
Столкновение сбило Вэстора с ног; Люк с Леей на руках с помощью Силы приземлился мягко и бесшумно, словно перышко.
Кар вскочил на ноги, с диким рыком обнажив острые зубы. «Я перебью вас всех!»
– Нет, – ответил юноша, – не перебьешь.
Он легонько наклонил голову, намекая Вэстору, что стоит посмотреть назад. Великан обернулся и увидел целую роту штурмовиков в черных доспехах, стоявшую на круглом уступе метрах в трех над ним. Все оружие было нацелено ему в грудь.
– Маршал авиации Клик, – обратился Люк к штурмовику, подняв голову. – Расскажите Кару Вэстору, как вам приказано действовать.
Офицер в черной броне решительно шагнул вперед:
– Кар Вэстор, меня направили сюда, дабы всеми необходимыми средствами предотвратить всякую попытку с вашей стороны причинить вред этому кораблю, или этой женщине, или императору Скайуокеру.
«Императору Скайуокеру». Рев великана источал ненависть.
– Я прошу вас оставаться на месте и не предпринимать враждебных действий, – добавил маршал. – Император не желает излишнего кровопролития.
А юноша тем временем сделал шаг в сторону, чтобы оказаться у верхнего люка, который сразу же открылся, и оттуда показались две мохнатые лапищи, принявшие тело девушки.
– Ворроугх? – с волнением спросил Чубакка, баюкая ее, будто она ничего не весила.
– Нет, – ответил ее брат. – Она не в порядке. Отнеси ее вниз и скажу Хану, пусть будет готов вывезти нас отсюда.
Он развернулся обратно к Кару.
– Теперь твоя очередь, Коллапсар. Возвращайся в свое собственное тело. Ты по-прежнему успеваешь прыгнуть в гиперпространство до того, как Ник тебя убьет.
Вэстор снова припал к земле.
«Теперь я понимаю. Я понимаю, как ты победил меня. Это оттого, что я потерял свой путь. Я пытался творить. Строить, вместо того чтобы разрушать. Я покинул путь Тьмы, и Тьма покинула меня».
– Мне все равно, – бросил юноша. – Меня волнует лишь одно: придется тебя убивать или нет. Если ты просто оставишь это тело, мы можем разойтись по домам.
«Я уйду. Но не сразу. Сначала ответь на один вопрос, Скайуокер».
Люк пожал плечами:
– Если на этом все закончится, то валяй.
«О да, на этом все закончится… И очень быстро. Ответь-ка: отчего броня моих штурмовиков черна?»
Юноша нахмурился. Он никогда не задумывался над этим; он просто считал это дизайнерским решением. Обычным цветом униформы, который отличал их от солдат Палпатина.
«Даю подсказку: это не просто краска».
Люк украдкой посмотрел на солдат в черных доспехах наверху и потянулся к ним в Силе. Но даже при всем мастерстве, которого он достиг в подобном восприятии, он не заметил ничего необычного в броне, кроме ее цвета. А цвет был, в общем-то, просто черным. Разве нет? Черным с бледными переливчатыми вкраплениями, что-то вроде перламутрового блеска. Это ему что-то напомнило, но он никак не мог понять, что именно. Его что-то тревожило: что-то вроде чесотки, постепенно перерастающей в зуд, который мало-помалу превращается в сильную боль… Но он не ощущал ее как настоящую – будто болело не у него, а у кого-то другого.
Это были его теневые нервы – вот где он ощущал это. Его внутренняя кристаллическая сеть из…
Он перестал дышать.
Керамическая основа этих черных доспехов, его фундаментальная структура была совсем не из керамики.
Он просто стоял и моргал, а перед его мысленным взором горело единственное слово: плавмассив.
И, словно в подтверждение, Вэстор упал, просто рухнул, сложившись, как мертвец.
– Хан? – неуверенно позвал Люк. – Хан, я думаю, нам уже пора.
– Люк! – разразился треском его комлинк. – Что-то не так с Леей! У нее, кажется, какой-то припадок, или как это называется. Люк, что мне делать?
– Я не знаю, – ответил юноша, наблюдая, как с телом Вэстора происходит то же самое.
Кар медленно, волнообразно извивался в корчах, как ридделианский кровяной червь на горячем камне. Сверху донесся лязг: бластерные винтовки выскользнули из рук штурмовиков и попадали на каменную поверхность уступа. Солдаты один за другим начали валиться на колени. Они изгибались и дергались, а по их телам, как будто в замедленной съемке, пробегали судороги. Они вцепились в шлемы руками в перчатках, точно пытаясь выцарапать самим себе глаза.
– Хан… Улетай. Улетай сейчас же, – призвал Скайуокер.
Рывком Силы он захлопнул внешний люк «Сокола», и в этот момент Вэстор, пошатываясь, поднялся на ноги и дотянулся до своего противника одним молниеносным движением. Неимоверно сильные руки схватили его за плечи, подняли вверх, точно куклу, и встряхнули. Вэстор яростно и кровожадно взревел; в его глазах не осталось ничего человеческого. Он вонзил зубы в горло Люка и стиснул их.
А наверху, на круглом уступе, пронзительно закричали штурмовики.
Маршал авиации Клик не узнал этот звук. Боль была так нестерпима, что он не мог устоять на месте, но даже в таком состоянии он не сомневался ни секунды, что никогда прежде не слышал этого звука и понятия не имел, откуда он может исходить. Но причину мучений он разгадал довольно быстро.
Внутренняя поверхность его доспехов покрылась иглами. Длинными иглами.
Они вонзились в каждый квадратный сантиметр его кожи от ступней до макушки. И на этом дело не кончилось. Проткнув кожу, они начали расти, все глубже пробиваясь в плоть; казалось, что они проникли в кровеносные сосуды и там расщепились, разрывая его тело изнутри. Они поднялись к носу, к глазницам, пробурились сквозь кости черепа и пронизали мозг. В мозгу он не ощущал боли, так как там не было нервных окончаний, но иглы лишали его главного в жизни, и это причиняло мучительную боль.
Они отобрали у него чувство чести, чувство дисциплины. Лишили его преданности императору, гордости за своих подчиненных. Забрали у него память, мечты, надежды и страхи. Иглы в его мозгу уничтожали все, что составляло его жизнь, но на месте уничтоженного оставалась отнюдь не пустота…
