он обратил своё внимание на обвинителя.
— Что скажете, майор?
— У стороны обвинения нет возражений, но вместе с тем пьяная драка в ресторане — серьёзный проступок, сей прискорбный инцидент не должен остаться безнаказанным.
Подполковник кивнул.
— Несомненно. — Он посмотрел в свои записи, потом перевёл взгляд на меня: — Что можете сказать в своё оправдание, подпоручик?
Я сглотнул. Первым порывом было указать на лётчика и заявить, что это он во всём виноват, что он ударил первым, а я лишь ответил, но такое было бы уместно в кабинете у директора гимназии, а никак не на трибунале. Неспроста же защитник не стал приводить этот аргумент, да и Георгий Иванович велел помалкивать. Опять же разговор о наказании он завёл точно неспроста.
Так что я поднялся со скамьи, вздохнул и сказал, будто в прорубь ухнул:
— Моему неподобающему поведению нет оправдания. Готов искупить свой проступок на фронте.
— Искупите, — с непонятной интонацией произнёс председательствующий и перевёл свой взор на пострадавшую сторону, которая уже перестала быть таковой. — А что скажете вы, подпоручик?
Представитель моего оппонента моментально оказался на ногах.
— Протестую!..
Резкий стук молотка заставил его умолкнуть, и подполковник потребовал:
— Отвечайте!
Подпоручик нехотя поднялся на ноги и попытался будто бы через силу что-то выдавить из себя, потом резко мотнул головой и заявил:
— Виновным себя не признаю, поскольку был спровоцирован неподобающим поведением этого невежи!
На этом прения и закончились. Сначала председательствующий подозвал к себе представителей сторон и обвинителя, затем тройка удалилась в комнату для совещаний. Я краешком глаза следил за лётчиками; красавчик-капитан словно превратился в статую, он неподвижно сидел с закинутой на ногу ногой и будто бы даже не дышал вовсе, а поручик что-то шёпотом втолковывал своему разнервничавшемуся подопечному.
Да я и сам сидел как на иголках. Худшего развития событий удалось избежать, но дальше-то что? Правильно я высказался или только всё испортил?
И что получается — меня и в самом деле произвели в подпоручики? Официально?! Но — временно, так? А я ведь уже давно взводом не командую! Да и есть ли он ещё — мой четвёртый взвод? И что там вообще от всей роты осталось? А от батальона?
Совещание затянулось на полчаса, потом тройка вернулась и все встали в ожидании оглашения вердикта. Подполковник не стал затягивать процесс и сразу перешёл к резолютивной части.
— Трибунал постановляет разжаловать подпоручиков Яновского и Линя в прапорщики и перевести их в распоряжение Особого восточного корпуса. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Лётчики зашумели, но толку-то? Дальше какое-то время ушло на оформление всех необходимых бумаг, заодно мне привели в соответствии с новым званием погоны — после недолгих манипуляций на тех осталось по одной звезде. Понемногу, постепенно навалилось похмелье, и желал я сейчас лишь одного — отправиться в госпиталь, но караульный перехватил на выходе из судебного зала и отвёл в один из кабинетов на втором этаже.
Городец поднялся из-за стола и хмуро глянул на меня.
— Доволен? — спросил он, даже не пытаясь скрыть раздражения.
Я потупился.
— Ты хоть понимаешь, что лишь чудом в штрафбат не угодил? — поинтересовался Георгий Иванович.
— Ну и повоевал бы… — промямлил я в ответ.
— Дурак! — выругался Городец. — Повоевал бы он! День или два повоевал бы, а потом сдох! Спрос-то с тебя был бы как с оператора, а какой ты к чертям собачьим сейчас оператор? Я уж не говорю, что ты кортиком в бок лишь чудом не получил! Зарезали бы в пьяной драке, как забулдыгу подзаборного, вот был бы номер! Оператор! Практик! Тьфу!
Я уставился на носки своих ботинок в ожидании, когда Георгий Иванович выпустит пар, но тот разошёлся не на шутку.
— Ты хоть понимаешь, что тебя расстрелять могли и никакой финт с присвоением звания ничего не изменил бы? Ты своему другу теперь по гроб жизни обязан! Если бы Короста свидетелей не обработал и буфетчика до полусмерти не запугал, то все бы как один показали, что это ты летуна пырнул! И это ещё повезло, что именно с летунами сцепился, которых армейские и в грош не ставят! Иначе бы так легко не отделался! Ну и что ты молчишь?
— Виноват.
Городец шумно выдохнул, уселся в кресло, постучал пальцами по столешнице и заявил:
— Вот что, Петя! Теперь ты мне должен. Серьёзно должен. И будь уверен — долг придётся отработать.
Я уловил смену настроения, но приступать к расспросам не рискнул и вместо этого указал на графин.
— Разрешите?
Георгий Иванович закатил глаза.
— Пей! — буркнул он, поднялся из-за стола, подошёл к двери и выглянул в коридор, что-то сказал караульному.
Я прислушиваться к их разговору не стал, наполнил гранёный стакан водой и махом его осушил. Взялся налить следующий, но Городец меня остановил.
— Не набулькивайся! — потребовал он, возвращаясь на своё место. — Сейчас чай принесут.
И точно — почти сразу в кабинет на подносе занесли заварочник, чайник и тарелку с ещё тёплыми пирожками.
— Ешь! — распорядился Георгий Иванович. — Давай-давай! Не в долг завтракаешь, завтрак сполна отработал.
Я уже откусил от пирожка, поэтому сначала прожевал и проглотил, только после этого уточнил:
— Это как?
— Да фразочка твоя о фронте очень к месту пришлась. А то расслабились! Подмяли под себя республиканский воздушный флот и до сих пор его императорским мнят, аристократы недобитые! Но это наши внутренние дела, не бери в голову.
Я и не стал, умял пирожок, запил его чаем и спросил:
— Медаль-то мне за что дали?
— По совокупности. Ты там танк сжёг, если не ошибаюсь.
— И не один.
— Ну вот видишь!
Я вздохнул и спросил:
— А с формой что делать?
— А что с ней делать? — удивился Городец.
— Ну как же? Звание присваивается временно, а я уже не взводный…
— Формально с должности тебя никто не снимал. Им там в Белом Камне сейчас не до бюрократической писанины. А когда снимут… — Георгий Иванович пожал плечами. — Ты больше не младший военный советник, ты старший военспец. И звание тебе присвоено не по известному приказу, а решением трибунала. С должностью взводного оно теперь никак не связано. Такая вот дыра в правилах.
— О-о-о! — протянул я, сообразив, что по возвращении в институт перескочу через сержанта и стану сразу старшиной. — Получается, меня повысили?
— Получается, что так, — подтвердил Городец и поморщился. — Чертовски досадно, что телесные наказания в армии отменены. Влепить бы тебе десяток горячих! Но нет, так нет. По-другому отработаешь.
— Это как?
— Доставишь кое-кого кое-куда и вернёшь обратно в целости и сохранности. Вернёшь, как бы паршиво ни пошли дела и
