её кожа матово блестела, как старинная бронза. Взгляд её тёмных глаз, подёрнутых дымкой иного зрения, пытливо изучал лицо царевича сквозь пелену благовоний. Она тихо напевала что-то без слов, встряхивая запястьями так, что амулеты ритмично постукивали.
– Хорошо, нга-ину, – Ренэф вздохнул, собираясь с мыслями, чтобы задать вопрос, который не вызовет подозрений. Хотя, какой солдат не мечтает о победах? – Добьюсь ли я воинской славы, о которой мечтаю?
Кирану кивнула, погружаясь глубже в себя. В какой-то миг ощущение сместившегося пространства стало ярче, но не было ни тени страха. А когда Кирану заговорила, сгустившиеся вокруг тени вторили ей, и голос, казалось, принадлежал кому-то другому.
– Ядовитый цветок обнимает Древо Жизни… душит. Оно вот-вот… вспыхнет…
Ренэф невольно подался вперёд. Шаманка говорила о Данваэнноне?
– Лотос и тростник увядают. Сердце земли тяжело больно́, отравленное предательством…
И о Таур-Дуат! Странное оцепенение сковало его изнутри. Возможно, Кирану видела войну, которую его семья всеми силами старалась не допустить.
– И ты тоже познаешь предательство, вождь. Эта рана будет больнее прочих. Больше не сможешь скрываться – станешь тем, кем должен быть… Но ты падёшь, защищая то, что желал сохранить. По собственной воле… падёшь…
В сердце вспыхнул упрямый огонь. Ренэф не боялся того, что ожидало впереди – даже если сказанное сбудется. Ему, соколу Ваэссира, всё будет по силам!
– Это мы ещё посмотрим, – процедил он.
Но шаманка не слышала его – не вышла из транса. Голос Кирану смешивался с далёким эхом праздника, с отзвуками ночных джунглей, со стуком крови в висках. В плотной завесе благовоний царевич различал смутные символы – раскидистое дерево, символ Данваэннона, сменилось символами Обеих Земель – звездой лотоса и веером бумажного тростника. Дым смешал их рваными клочьями, словно в танце… или в битве.
– Духи далёких чащоб будут биться с духами пустыни… Тогда придёт твоё время. Поведёшь за собой тех, кто лишился рогов, кто потерял память о славе предков. Переломишь ход великой войны… и те, кто праздновал твоё падение, склонятся перед тобой, Сын Солнца.
Угли в жаровне полыхнули ярко, отразив лики грядущего… а потом темнота накрыла их мягким пологом. Ренэф слышал хриплое сбивчивое дыхание Кирану и своё собственное, но отчётливее внутри звучало эхо её слов – тяжёлых, с привкусом неотвратимости.
Или не её?..
Царевич вздрогнул, когда рука девушки легла в его ладонь. Кирану придвинулась ближе и уронила голову ему на плечо. Не зная, как помочь шаманке, Ренэф осторожно приобнял её. Хотелось забыть всё, что только что было, начать вечер сначала.
А с другой стороны – почему он вообще должен верить её пророчествам?! Слова о падении не пугали его настолько, как об отравленном сердце земли… Нет. Отец был самым могущественным из рэмеи. Его мудрость и сила не имели границ. Никогда Секенэф Эмхет не допустит, чтобы жизнь Обеих Земель увядала! И никто не посмеет предать его!
Кирану рядом пошевелилась, но не отстранилась – устроилась поудобнее.
– Ты как? – тихо спросил Ренэф.
– Да что мне сделается, – беспечно отозвалась она. – Сейчас посижу немного, в голове прояснится. Услышал, что хотел?
– А ты помнишь, что ты говорила?
– Не-а. Это же не я говорила.
Ренэф подавил вздох облегчения. Вряд ли шаманка солгала. А то, что под конец она назвала его леддненским прозвищем… Нет, лучше забыть об услышанном, или хотя бы попытаться.
– Чего ты застыл-то? Словно мы тебе смерть в зубах пантеры предсказали, – Кирану пихнула его локтем в бок и шутливо зарычала.
Ренэф рассмеялся, покачал головой.
– Вовсе нет.
– Вот и хорошо. Надеюсь, проживёшь подольше… если башку не сунешь прямо в жаровню, – проворчала она насмешливо.
Царевич хмыкнул, покосился на девушку. Её глаза блестели в темноте, как у кошки. У довольной кошки.
Кирану задумчиво провела ладонью по его груди.
– Поцелуй меня что ли? Не бойся, не укушу.
Темнота хоть и не казалась уже такой густой, удачно скрыла смущение. Ренэф наклонился к ней, нежно коснулся мягких губ. Кирану пахла своей магией, и на вкус была горько-сладкой, как дикий мёд. Обвив его руками за шею, она горячо ответила на поцелуй. Когда Ренэф подумал о том, как далеко она хотела зайти сегодня, шаманка уже снимала тяжёлые ритуальные ожерелья, защищавшие её точно панцирь. Кирану прильнула к нему, прошептала хрипло, словно услышала его мысли: «Тебе – можно…» и всякие мысли о пророчествах покинули его, а кровь взыграла уже совсем иным огнём.
Они упали там же, на шкуры, и Ренэф покрывал жадными поцелуями её кожу, пропитанную ароматами незнакомых благовоний. Ласки шаманки были смелыми, словно в последний раз, и в какой-то миг он окончательно потерял голову, канул в её диком первобытном колдовстве. А то, как она произносила его имя, заставляло сердце захлёбываться в ритме ритуальных тамтамов.
Ночь была долгой, а всё же они едва успели насытиться друг другом. Кирану расслабленно мурлыкала в его объятиях, щурясь от едва забрезжившего света.
– Не хочу отпускать, но тебе пора, – сказала она, потягиваясь. – Сегодня все поднимутся поздно. Успеешь умыться. И лицо сделай посуровее – как было.
Ренэф рассмеялся, целуя её плечи. Стараясь не слишком выдавать своё предвкушение, он спросил будто между прочим:
– Когда увидимся снова?
Кирану ответила долгим взглядом.
– Старый Мианго советовал тебя не трогать, – проговорила она, наконец, и широко улыбнулась. – Но поздно искать мост, когда уже с головой в воду ушёл, – шаманка поцеловала его крепко, многообещающе, а потом толкнула в грудь. – Всё, спеши, а то не отпущу!
Теперь дни были наполнены предвкушением, остротой тайных встреч, новыми знаниями. Кирану охотно рассказывала о традициях, о своенравных духах юга, об опасных тропах джунглей и их обитателях, даже о полезных и ядовитых растениях. Правда, времени на разговоры у них обычно было не так много – вспыхнувший между ними огонь сжигал не только иллюзорные границы и условности, но и краткие часы встреч. Зато он так же успешно сжёг прошлое. Кирану вытеснила Мисру из разума и сердца Ренэфа – изгнала и горечь, и ту странную смутную тоску, а кошмары об их последней встрече больше не снились.
Жрица Хэру-Хаэйат, когда-то обучавшая царевича искусству брачных покоев, объяснила ему: были женщины, похищавшие огонь и Силу, а были те, кто, напротив, умножал их. Тогда он ещё плохо понимал смысл этих слов, тем более рядом со служительницей Золотой – жрицы и правда наполняли бесконечной Силой Богини. Теперь понимал. Кирану была неистова, даже ненасытна, но с ней Ренэф никогда не чувствовал себя опустошённым. Как будто какая-то часть его, раньше неизвестная
