Я краешком глаза наблюдала за обоими «кобрами». Крепкие, рослые мужики со «змеей» на рукаве – хорошо обучены. Преследовать и убивать. И оружием, и голыми руками. Это не сброд из патрульно-постовой службы. Кого попало в элитный отряд МВД не берут. Только лучших из лучших. «Охранка» – любимое детище Рыжего, а «кобры» – его любимые ценные псы. Получают полторы-три тысячи баксов в месяц, но, вероятно, они того стоят. Рыжий никому даром не платит.
Справимся ли мы с ними? Нас – пятеро. Но двое – сильны только в теории нуль-перехода, один – почти в беспамятстве от кровопотери. Остаёмся мы с Грэем. Партнёры. Пока что партнёры. Между которыми уже пролегла невидимая трещина.
Пока что я не очень сильна. А силы мне так необходимы. Чтобы справиться с «кобрами». Чтобы потом хватило сноровки вцепиться в горло бывшему другу…
…Однажды, осенью 2014-го, Старик вернулся домой поздно. Мрачный, в замызганном, намокшем плаще. Раздеваться и сушиться не стал. Прямо с порога приказал собираться.
Октябрьский вечер был зябкий и дождливый. Хороший хозяин собаку не выгонит. Только мы поняли – дело серьёзное. Если у Михалыча такое лицо – лучше не спорить. Даже Генка-Локи ни единым словом не возразил. Как раз накануне у него лопнула подошва, а подменку он спалил, когда сушил над печкой. И всё-таки Локи молча и проворно стал зашнуровывать ботинки. А ровно через пять минут оказался вместе с нами – в темноте, на пронизывающем ветру, под косыми струями бесконечного дождя…
Патрулей в тот вечер было немного. То ли они предпочитали отсиживаться в укрытии, то ли в городе было слишком спокойно последнюю неделю…
Старик не торопился, но и не мешкал. Через полчаса мы добрались до заброшенного завода на окраине Тулы. У каждого из нас был пистолет с самодельным глушителем. А ещё – обыкновенные вязаные шапочки с прорезанными отверстиями для глаз. Михалыч велел надвинуть их, едва мы вступили на пустырь, примыкавший к заводской стене.
В здании цеха было не теплее, чем на улице. Ветер так же гулял, врываясь сквозь разбитые окна. Дождь капал с высокого, прохудившегося потолка. Рассредоточившись вдоль окон, мы ждали. Сами толком не зная, чего именно. Должна была подъехать «легковушка». Вроде бы – с нашими. Других подробностей Михалыч не сообщил. Если не счёл нужным – расспрашивать было бесполезно…
Машина и правда появилась. Спустя минут сорок, когда мы уже окончательно замёрзли. Старая «газель» въехала через пролом в бетонном ограждении. Два раза подмигнула фарами. Это был знак. Но Старик обождал, пока гости не выберутся из машины.
Пятеро. Двое в кабине. Ещё трое – в крытом кузове. Все – в таких же самодельных, разноцветных шапочках-масках, как и наша «пятёрка».
Только был ещё и шестой. С полотняным мешком на голове и связанными за спиной руками. Его вытащили из-под картонных ящиков и поставили прямо в лужу. Там кругом темнели лужи. А обут он был почему-то в домашние, рваные тапочки. И ноги у него подгибались. То ли от слабости, то ли от страха…
Ярослав и один из приезжих остались караулить во дворе. Все остальные прошли в бывшую заводскую котельную – в помещение, где не было окон. Человека с мешком на голове под руки вели двое. Но он и не пытался сопротивляться.
Зажгли аккумуляторный фонарь. Поставили пленника посреди комнаты и сдёрнули полотняный мешок, вытащили кляп изо рта.
Было ему лет сорок. Редкие, слипшиеся пряди волос. Лицо одутловатое, бледное. Под правым глазом – большой синяк. В зрачках – ужас.
Едва пленника отпустили, он тут же сел. Прямо на грязный бетонный пол. Его подняли, но стоять самостоятельно он не мог. Нет, он был здоров. Его почти не «помяли», И всё-таки ноги его не слушались. Двум приезжим пришлось его поддерживать.
Старший их «пятёрки» начал говорить.
История, в общем, простая.
Летом одна из тульских групп устроила налёт на военный склад в Зарайске. Местный дал наводку: полно оружия, а стерегут лишь четверо.
Расклад был верный. И даже сам наводчик пошёл на дело. Всего – шесть человек. Да ещё водитель с грузовичком в ближайшем переулке…
У склада уже ждали. Целая рота полицаев, переброшенная аж из Москвы. Бой – короткий и безнадёжный. Уйти не удалось никому. Наводчик тоже погиб. Его старых родителей и жену взяли на следующий день. Неделю мордовали в «охранке». Только те ничего не знали.
Их повесили в центре Зарайска.
А пару дней назад кто-то из наших встретил в Москве Шевырева. Обычно члены разных «пятерок» не знают друг друга в лицо. Но так уж вышло, что этот наш бывал связным. И был знаком не только со старшим погибшей «пятёрки», но и с Шевыревым.
Наш проследил. До самой квартиры. Через день Шевырева выдернули прямо из его кресла перед телевизором…
Вот, значит, почему он в тапочках…
– Ну, рассказывай…
– Ч-что?
– Как товарищей своих сдавал.
– Я не…
– Сколько тебе заплатили?
– М-м-мне… не платили… – Губы у Шевырева трясутся. И вообще вызывает он скорее брезгливость, чем ненависть. Словно не человек, а запуганное животное.
– Значит, за квартирку московскую продался. За работу непыльную… Отвечай! – старший приезжих ткнул его кулаком под рёбра.
– Нет!
– Все погибли, а ты целёхонек. Почему?
– Я сам ушёл… Меня не было там… Я не знал.
Старший переглядывается с Михалычем и сплёвывает под ноги. Опять смотрит в наполненные ужасом глаза Шевырева и достаёт из кармана «Макаров»:
– Хоть перед смертью не лги. Исповедайся. На том свете легче будет.
Пленник, как под гипнозом, таращится в зрачок пистолетного ствола. И слабо бормочет:
– Заметил, что меня «пасут»… И сразу в Москву. Это ещё за два дня было.
– А своих, значит, никого не предупредил?
– Я испугался…
– Но ты ведь мог позвонить из Москвы. И остальные тоже легли бы «на дно».
– Меня могли вычислить…
– За себя испугался? А как же остальные?
Шевырев всхлипывает:
– Я никого не сдавал… Я не виноват.
Пауза. Всего минута, показавшаяся долгой, словно полчаса. Старший приезжих вглядывается в искажённое, заплаканное лицо пленника. Наконец сухо выговаривает:
– Виновен.
Короткий кивок Михалыча:
– Виновен.
Люди в шапочках-масках, один за другим, повторяют это слово. И я разжимаю сухие губы и говорю:
– Виновен.
Шевырева отпустили, и он сразу же осел на пол. Будто не человек, а комок тряпья.
– Именем Российской Федеративной Республики, за трусость и предательство…
