Рабочие спасательной команды и аварийные техники, не успевшие выскочить с палубы, тоже были мгновенно вытолкнуты в бездну, их крики потонули в реве вытекающего воздуха, а исковерканные и замерзшие тела разлетелись вокруг корабля.
Захариэль смотрел, как шаттл сарошанцев медленно удаляется от «Непобедимого разума», и внезапно чуть не ослеп, когда скрытая в нем боеголовка взорвалась.
Снаружи, на фоне равнодушной и холодной тьмы могло показаться, что боевой крейсер выстрелил миниатюрным солнцем. В одну тысячную долю секунды ослепительно-белый шар вспыхнул у самого корпуса, раскалился до предела и бесследно исчез.
Несмотря на то что корабль мог выдерживать вражеский артиллерийский обстрел, многие иллюминаторы на корме не выдержали силы взрыва и лопнули, а осколки закаленного стекла унеслись в бездну сверкающими алмазами.
Взрывная волна прокатилась по всему кораблю, и лишь автоматические системы контроля предотвратили его полное разрушение. В ответ на внезапную декомпрессию герметичные створки перегородили все помещения.
Корабль задрожал, словно схваченный мощной рукой левиафана, повреждения вызвали новую серию завываний тревожных сигналов. Захариэль ощутил ударную волну каждой косточкой своего тела.
Наконец ужасная вибрация прекратилась, и он в изнеможении рухнул на палубу, застонав от мучительной боли, причиняемой ожогами. Захариэль пролежал так несколько минут и почти не слышал, как над ним раздаются крики спасателей и продолжают завывать сирены.
— Брат, ты ранен?
Захариэль повернул голову и улыбнулся, увидев, что Лютер остался в живых.
— Я думал, ты погиб! — крикнул Лютер, перекрывая оглушительный вой.
— Доспехи меня спасли, — ответил Захариэль.
— Тебе здорово повезло, парень.
— Что? Повезло? Как ты можешь такое говорить? — спросил Захариэль, и его голос стал слегка неразборчивым под действием обезболивающих препаратов из системы жизнеобеспечения доспехов.
— Оглянись вокруг, — вздохнул Лютер. — Эти мерзавцы с Сароша почти сумели уничтожить и корабль, и все командование флотилии, но ты их остановил.
Но Захариэль видел только безжизненные тела, усеявшие палубу, и чувствовал, как в нем при виде подобной жестокости разгорается гнев, который, впрочем, был подавлен так же быстро, как и появился. Моральная подготовка Астартес предусматривала жесткий контроль над эмоциями, обеспечивая оптимальный выбор и эффективность действий в любых обстоятельствах.
Ярость была бы оправдана на поле боя, но сейчас надлежало сохранить ясную голову. С помощью Лютера он поднялся на ноги и прислонился к стене, жадно вдыхая прохладный восстановленный воздух.
Лютер переключил стенное вокс-устройство на капитанский мостик «Непобедимого разума».
— Говорит Темный Ангел Лютер, — передал он. — На пусковой палубе много раненых. Прошу немедленно прислать бригады медиков! Капитанский мостик, вы меня слышите?
— Это капитанский мостик. Слышим. Мы вас поняли, — раздался безликий, потрескивающий помехами голос. — Мы получили донесения о повреждениях кормовой части вашего уровня. Аппараты наблюдения показывают, что обстановка контролируется.
— Все правильно, капитанский мостик, — подтвердил Лютер. — Повреждения нанесены делегацией сарошанцев, прибывшей на борт полчаса назад. Челнок на пусковой палубе был начинен… атомной боеголовкой. Все сарошанцы, еще оставшиеся на борту, должны быть немедленно арестованы. Угроза жизни устранена.
Лютер окинул взглядом разрушения и прошептал Захариэлю:
— Примерно минуту назад мы начали войну против Сароша.
Из вокс-устройства, настроенного на капитанский мостик, послышался другой голос, и Захариэль тотчас узнал Льва:
— Я объявляю военный совет для всех командиров и заместителей на борту «Непобедимого разума». Сбор через полчаса. Все поняли?
— Я понял, мой лорд, — ответил Лютер, и они с Захариэлем обменялись тревожными взглядами.
Атака на «Непобедимый разум» была только началом.
По всей флотилии, во всех городах и землях Сароша граждане Империума внезапно подверглись нападению людей, еще недавно провозглашавших своих гостей героями. Они пришли на Сарош избавить его жителей от невежества, сохранившегося со времен Древней Ночи. Они принесли с собой свет Империума и его чудеса.
Но сарошанцы отвергли Империум и проповедуемые им идеи. Они отвергли все с неописуемой жестокостью и предпочли ужас кровопролития. Они совершили ужасные преступления, прибегнув к повсеместному террору.
В момент начала восстания в увольнении на поверхности планеты по поводу проходящего праздника находились больше тысячи служащих Имперской Армии и флотилии.
Некоторые из них были убиты сразу, но большинство стали жертвами похищения. Они исчезли среди ночи, не оставив следа или каких-либо свидетельств, указывающих на личность похитителей или место заточения.
Ситуация прояснилась еще больше, когда обнаружилось, какая судьба постигла имперские учреждения, уже переведенные на Сарош. В течение двенадцати месяцев, еще до полного приведения Сароша к Согласию, с флотилии на поверхность перебрались десятки разных организаций.
Как и можно было ожидать, избранный лорд-правитель Ферст устроил себе резиденцию в одном из дворцов административной части столицы Сароша Шалоуле. Поблизости, в ожидании неизбежного разрастания силовых структур, разместились десятки посреднических контор. Но в момент взрыва шаттла разъяренная толпа атаковала и резиденцию правителя, и все имперские заведения. Нападавшие быстро расправились с немногочисленными солдатами Имперской Армии, стоявшими на страже, всех обитателей выволокли на улицы, где кровожадные мятежники забили их до смерти ножами и топорами.
Исковерканные и обезглавленные тела были преданы огню, поскольку восставшие подожгли занимаемые Империумом дома и побросали туда останки.
Лишь нескольким гражданам Империума удалось избежать убийства и похищения. Позже, когда эти свидетели рассказывали о своих злоключениях, выяснилось, что все население планеты внезапно охватила жажда крови и разрушений, и этот взрыв эмоций стал такой же трагической неожиданностью, как и взрыв шаттла, едва не уничтоживший «Непобедимый разум».
Оставшиеся в живых рассказывали, что первобытная жестокость проявилась в людях Сароша без всякого предупреждения. Только что они вели себя со своим обычным обаянием, а в следующий момент набрасывались на гостей с потрясающей и невиданной яростью.
И в то же самое время нельзя было сказать, что взрывы жестокости возникали стихийно или бесконтрольно. Согласно рапортам выживших очевидцев, все было совсем наоборот. В поведении восставших наблюдались ужасающая целеустремленность и спокойствие.
