— Куда? Назад! Ты здесь не лежишь!. Тебя выписали! Иди, иди!
— А здорово я тебя тогда? — он рассмеялся и сдернул с нее повязку. — Ты проверила? Ну что меня… это?..
Сестра отскочила, покраснела от возмущения — не привыкла к такому хамскому обращению — и стала красивой. Герман сделал ей «козу» и подался на улицу.
В хирургическом пропустили на этаж, однако тут его остановила постовая — опять та объемная, что уводила в особняк с решетками: менялись через двое суток, и как раз подоспели к его возвращению.
— Больной! А ты у меня переведен! Ты у меня в списках не значишься!
— Моя палата! Там моя генеральская палата! — он постучал гермошлемом по столу. — Я там лежу!
— Ничего не знаю! От нас ты выписан.
— Записывай снова!
— А больше ничего не хочешь?
Герман понял, что канителиться с ней бесполезно, прорвался сквозь заслон и побежал в холл — сестра за ним.
— Ты что? С ума сошел? А ну вернись, больной!
— Вот именно — больной! — Шабанов погрозил гермошлемом и рванул дверь. — Значит, должен лежать!..
Место оказалось занятым. В его кресле сидел пожилой человек, уютно завернувшись в его же стеганый барский халат. И компьютер сняли…
Постовая извинилась перед ним и захлопнула дверь, оглядела Шабанова.
— Что у тебя под фуфайкой? А ну — покажи!
— Казенная пижама! — он распахнул полы.
— А под пижамой?
— Тело!
— Не про тело спрашиваю! Что у тебя там выпирает?
— Это?.. Не скажу!
— Ну-ка иди отсюда! — зашептала грозно. — Сейчас охрану вызову! Может, ты бомбу принес?
— Ну и дура…
— Все равно иди! Ты же из инфекционного! Там карантин по гепатиту! Натаскаешь заразы!..
— У меня постельный режим! — он показал ногу. — А не понос!
— Ничего не знаю! Где был — туда и иди! Немедленно убирайся!
Он выскочил на лестничную площадку и кинулся в ординаторскую. Хирург оказался на месте, оторвался от рентгеновских снимков, снял очки.
— Товарищ подполковник, как это называется? — пошел в атаку Шабанов. — Я после операции, а меня — в инфекционное! Запирают на замок с гепатитными!
— Садись, Шабанов, и успокойся, — хирург демонстрировал свое хладнокровие. — Ты что, с полетов и сюда?
— Я из инфекционного сюда!
— Зачем же гермошлем?
— Чтоб микробы не доставали! — выразительно проговорил он. — Очень удобно! Вместо марлевой повязки.
— Это я понял… Покажи-ка ногу!
Почему-то они все стали называть его на «ты», а еще недавно были вежливыми, обходительными, будто и впрямь с генералом обращались. То ли они действительно поставили ему диагноз, то ли история, приключившаяся, стала общеизвестной и потерялась всякая таинственность вокруг его фигуры, прозрачный стал, свой в доску.
— Видишь, операционный шов у тебя зажил, — умиротворяющим тоном заговорил хирург — будто колыбельную пел. — Никаких последствий не наблюдается, мышца работает отлично. Так что ты годен к строевой! Можешь плясать в присядку. И у меня нет никаких оснований держать тебя в отделении…
— Нет, погоди! — оборвал его Шабанов. — Ты сам недавно был в шоке! Рана за сутки заросла! Тебе что, неинтересно? Это же феномен!
Фамильярное обращение хирургу явно не понравилось, но он стерпел, развел руками.
— В практике встречаются такие случаи… Один на десять тысяч. Физиологические особенности организма.
— Ну ты даешь!.. Значит, науке неинтересно, почему у одного быстро заживает, другой месяцами лежит?
— Мы не занимаемся наукой. У нас лечебное учреждение, чистая практика.
— Понял!.. А где этот, козлобородый? Бегал тут такой, с востренькими глазками?
— Не знаю такого…
— Психотерапевт! Елынский, фамилия.
— Здесь хирургия, ищи в другом месте… Что ты под одежду спрятал? — он указал на живот. — Что там у тебя?
Герман вытащил из-под куртки ручку управления, развернул тельняшку, показал:
— Музейный экспонат… Так куда же мне идти?
— Думаю, стоит обратиться к начальнику медслужбы.
— Тогда уж лучше к козлобородому!
— Дело твое, как хочешь!
Шабанов встал, однако передумал, сел на стул верхом, придвинулся к хирургу.
— Нет, ему ничего не расскажу. Он же шарлатан, по глазам видно. А по бороде, так сила нечистая, как моя бабка говорила… Лучше я тебе открою секрет. Ты еще умеешь удивляться, значит, не пропащая душа… Это совершенно оригинальная методика лечения огнестрельных… да любых ранений. И болезней! Между прочим, без всяких лекарств и оперативного вмешательства.
— Что же ты раньше не хотел открывать секретов? — усмехнулся доктор. — Я же спрашивал.
— Изменились обстоятельства, — уклонился от прямого ответа Герман. — Теперь я принял решение… Короче, должен поделиться всем, что знаю, что увидел там.
— Где — там?
— Ты же знаешь, я попал в мир… Нет, это не параллельный мир, реально существующий… В общем, был в Питере такой ученый, Забродинов Лев Алексеевич, не слышал?
— Доктор?
— Да нет, не доктор — ученый! У него еще есть монография о солнечном ветре. Не читал? Должен был прочитать. Ты похож на человека, читающего монографии!
Видно было, хирург суетится в мыслях, внешне пытаясь сохранить спокойствие.
— Больше всего — на медицинские темы…
— Так вот Забродинов попал в поезд к Колчаку вместе со своими коллегами и лабораторией. В Иркутске ссадили, покровителя, как известно, расстреляли, а ученых просто вышвырнули в голое поле…
— Вы хотели открыть новую методику лечения, — вдруг зауважав собеседника, напомнил хирург.
— Я помню, но если не рассказать предысторию, будет не понятно, откуда что взялось, — возразил Шабанов. — Можно подумать, что они какие-нибудь пришельцы с другой планеты. Дело в том, что человечество настолько разуверилось в собственных силах, что теперь день и ночь ждет помощи или неких откровений только от космических цивилизаций. Или от Бога. Но увы, мы одни во Вселенной, и надеяться можно только на себя. А быть на вечном иждивении у Господа — не достойно человека, рожденного по его образу и подобию.
— Позвольте мне на минуту удалиться? — попросился хирург. — Дам указание хирургической сестре… а потом продолжим. У меня сегодня еще одна операция…
— Да, пожалуйста! Не возражаю, — сделал широкий жест Шабанов.
Он вернулся через две минуты уже и с порога на его лице отразился пристальный интерес.
— Итак, на чем мы остановились?.. Мы одни во Вселенной?
— Нет, на том, что люди… Одним словом, небольшая, дружная община, в гостях у которой я побывал, — земные люди. Оторванные от нашего мира, избегнувшие все его пороки и заблуждения, они сумели сохранить человеческое лицо и совершенно иное представление о мире…
