Лешка недоуменно выдохнул:
– Слушшшш… Но если они сторков не любят, то нам должны помочь!
Олег вздохнул. Посмотрел сожалеюще. И спросил:
– Как ты думаешь, с какого раза средний сейри различит сторка и землянина?
– Ччччерт… – Лешка рухнул обратно на постель. – Черт, черт, ЧЕРТ! Точно. Конечно.
– Ладно, – Олег встал. – Давай-ка спать, скоро уже вставать на завтрак. А потом… потом будет потом. Ты нормально?
– Нормально, – Лешка вытянулся на постели.
Олег легко заскочил наверх, повозился. Лешка подумал, поднял ногу и пнул верхнюю постель.
– Чего? – проворчали сверху.
– Спасибо, – сказал Лешка.
– Спи, – по голосу было слышно, что Олег улыбается.
* * *
Утро – самое тяжелое время в блоках. Отдохнуть за ночь, правда, все-таки удается, но усталость монотонной подневольной работы все равно копится в мышцах, а главное – в мозгу, и никаким сном ее оттуда не выжать. Вставать не хочется, помогает это сделать только земная дисциплина. Хмурый шум – все толкаются, ходят, стучат и гремят. Именно утром чаще всего вспыхивают ссоры, а иногда даже стычки-драки, причем из-за ерунды. Тридцать семь – теперь тридцать восемь – мальчишек, младшим из которых десять, а старшим – пятнадцать лет, толкутся в проходах, плещут водой в душе, торчат в очереди к туалету – а ведь и рожков и смывов всего по четыре… Работать идти никому не хочется. Всем хочется есть.
Завтрак приносят сейри. Землян они – настоящие рабы, без поблажек – боятся до частого мигания, выражающего у них высшую степень страха. Земляне очень похожи на сторков, и туземцы, пусть и немного цивилизованные, не утруждают себя непонятными счетами таких похожих существ, поскорей убираются из блока, чтобы не попасть под горячую руку – хотя ни разу никто из землян даже не повысил на них голос. Все попытки как-то с ними установить контакт потерпели неудачу даже у тех, кто занимался ксенологией. Правда, выяснилось, что сейри можно взять под контроль – овладеть разумом. Но только двух-трех сразу для каждого из дворян-землян и на небольшом расстоянии…
Мальчишки сидят в два ряда у стола и быстро едят. Молча и аккуратно. На завтрак сегодня – по три больших тяжелых лепешки, чем-то похожих – но только отдаленно, увы – на русские блины (эх, где они… такие вкусные… с вареньем, медом, маслом, сахаром, икрой, печенкой… ой, не надоооо!!!) и по большой кружке кофе. Конечно, это не кофе, но кофеин в этой штуке есть, и сторки бухают туда еще и патоку, так что напиток сладкий. Бухали и еще кое-что – вроде брома, – пока Олег, старший в блоке, и старший от англосаксов, Тимми, не поговорили с начальником, пояснив, что это не нужно, земляне умеют себя контролировать, а вот на борьбу с этой дрянью организм тратит лишние силы. Элья подумал – и химию добавлять перестали…
В блоке останется дежурный – список ребята составляют сами, стараясь включать в него младших, тех, кого почему-либо нужно оставить в лагере, и еще – иногда – тех, по кому видно: ему идти на работу нельзя, а надо полежать просто так, иначе учудит что-нибудь вроде драки с охраной. Ну и еще остаются те, кто не может работать из-за травм. Остальные строятся на плацу – на первую перекличку. Все еще злые на все на свете…
Более-менее в себя они придут по дороге на плантацию. Девчонки свернут к цеху переработки – там есть вентиляция, кстати, там не так жарко и можно сидеть. Но это ведь правильно – они девчонки, и им должно быть легче даже в плену. Хотя бы немного легче. Помашем друг другу, посвистим, покричим «до вечера!», а кое-кто и помолчит, как можно дольше удерживая взглядом – взгляд… Охрана не гонит, охране жарко и мокро, Арк-Сейор так же непереносим для сторка, как для землянина, и полтора километра можно идти неспешно, главное – ровно, чтобы не показалось: тормозят специально. Можно поговорить, что кому снилось, пошутить, даже спеть. Поют по очереди, день англосаксы, день русские. Вот, опять – на этот раз черед англосаксов, и кто-то нарочито монотонно и жалобно-протяжно завывает:
Эй! Енота поймать нелегко – хо-хо, охххохо!
Надсмотрщик пинает, привал далеко…
– Хо-хо, охххохо! – воет хором весь англосаксонский строй и нарочно раскачивается в такт шагам – с серьезнейшими минами.
Смеются все, только охрана шагает истуканами да скользят по обочинам слэйверы. А идти все равно тяжело – дорога вечно мокрая, воздух с утра – как в бане, и мысли о том, сколько впереди часов работы по колено в воде, бодрости не прибавляют. Но… этого не должны замечать сторки. Ни в коем случае. Только улыбки и издевательские песенки. Пусть подавятся. Мы будем идти, работать, петь и улыбаться. Даже когда к полудню руки начнут неметь от сока таурента, а ноги, топчущиеся по колено в горячей жиже, станут ощущаться, как два противно-мягких мешка. И будешь знать, что до конца работы – еще пропасть времени.
Даже тогда мы будем себя вести так, словно отдыхаем на природе.
Подавитесь. Подавитесь…
…Как тошно, как противно, как хочется домой, как все безнадежно…
…Подавитесь, гады.
И снова звонко солирует одиннадцатилетний запевала-англосакс, Дигги:
А вот скажем, сторк один однажды
Взял, завел себе собачку —
Ни фига и не собачку, просто слэйвера большого!
Через месяц тот ему наскучил,
И сторк послал любимца в жопу!
Но слэйвер – персонаж реальный,
Он понимает все буквально!
Строй покатывается…
…Лешка, как и обещал, вышел на работу – ночи хватило, чтобы организм как следует над собой поработал. Но о своем решении, если честно, пожалел сто раз в первые же два часа ползанья по грязи. Работа была простой – заламывай листья на невысоком – по колено – иссиня-зеленом кустарничке, чтобы сок уходил не в листья, а в корневище. Но тело забунтовало даже не от монотонности – окапывать картошку на участке занятие тоже не разнообразное, – а главное от осознания, на кого он работает. Хотелось распрямиться, плюнуть и заорать, чтобы…
– Ну-ка, – по соседней борозде его нагнал Борька. – А что это у тебя лицо такое, как будто тебя злоехидное пресмыкающееся в пятку ужалило?
Борька был постарше Лешки, как и Олег, уверенный, очень спокойный. Даже не поверишь, что не дворянин. Правда, отец говорил, что наступит время, когда дворянами – в смысле умений и возможностей – станут просто все. И эти умения и навыки будут намного разнообразней и ярче, чем у современных дворян. Лешке тогда было девять или десять лет, ему стало жутко любопытно – а что будет потом?! Отец покачал головой и честно сказал, что просто не знает. Но, наверное, что-то интересное.
В будущем могло быть только интересное. Четырнадцать лет Лешка рос с этой твердой уверенностью. Чтобы оказаться на этой плантации – ра… рабом, рабом, рабом!
