В будущем могло быть только интересное. Четырнадцать лет Лешка рос с этой твердой уверенностью. Чтобы оказаться на этой плантации – ра… рабом, рабом, рабом!
– Ясно, – Борька шел по соседней борозде, не обгоняя. – Смотри-ка… вот так надо. Мы! – пальцы Борьки заломили лист – почти яростно. – Их! – хрустнул другой лист. – Разобьем! – хрустнул третий. – А ну – попробуй. Попробуй.
Лешка недоверчиво усмехнулся. И заломил лист:
– Мы…
– Не так! Мы! Ну?!.
…Мы. Их. Разобьем.
Мы. Их. Разобьем.
– Мы! Их! Разобьем! – цедил Лешка. И сердито посмотрел на Олега, который, подойдя, хлопнул его по спине – с улыбкой:
– Разгибайся! Обед, часок можно отдохнуть.
Лешка разогнулся с трудом, стиснув зубы. Постоял, покачиваясь, прогоняя из мышц и связок нудную боль. Олег смотрел серьезно, кто-то из мальчишек – они брели к краю поля, где виднелся подъехавший фургончик – остановился и окликнул:
– Помочь?!
– Доведу, – Олег и правда повел Лешку, приобняв за пояс. – Сейчас отлежишься, поешь, потом массаж тебе сделают.
– И ванну, – попросил Лешка.
Олег хмыкнул:
– Ага, значит, отходишь, – и подмигнул. – А такую песню знаешь? – и он без малейшего смущения на все поле пропел:
Не спи, горнист, не спи!
Не все еще окончились бои…
Нас ждут сраженья будущих веков,
Два полюса и шесть материков!
И ему тут же откликнулись голоса – только что стоявшие в очереди к фургончику ребята поворачивались и подхватывали, как самое обычное дело:
Не спи, горнист, не спи, горнист, не спи!
И веру в наше братство укрепи.
Предательство для нас страшней всего —
Один за всех и все за одного!
– Знаю, конечно, – Лешка заставил себя совсем выпрямиться и продолжил:
Зови, горнист, на подвиги зови
Во имя нашей дружбы и любви.
Для юных время звездное пришло —
Один за всех и все за одного!
Труби, горнист, труби!
Надежда загорается вдали…
Клокочет в медном горле у трубы
Бессмертная мелодия борьбы![25]
– Эхой! – донеслось с английской половины поля.
И отозвались голоса:
Небо молнией расколото
Гневом северных богов.
Кровь восстала против золота,
И мятеж ее суров.
Звонче, колокол восстания!
Выше, всполохи знамен!
Мы промозглого отчаянья
Вновь штурмуем бастион.
Сокрушит громовым молотом
Крепость вражью Тунор-Тор.
Кровь восстала против золота,
Кровь выносит приговор![26]
– Эй! – заорали с русской половины поля в ответ, махая руками. Охранники на дамбах, до этого державшие оружие у ноги или прохаживавшиеся туда-сюда, взяли его на изготовку.
Олег сплюнул. И помог Лешке, последним рывком выбравшись на сухое место, сесть.
– Сиди, обед я сейчас принесу… – и, сделав пару шагов, обернулся: – Мы их разобьем, Леш. Разобьем.
* * *
Возвращения с работы старших младшие всегда ждали, сидя возле своего блока. Все игры, все разговоры прекращались – сидели и смотрели на ворота. А потом просто бросались – бросались навстречу входящим, вопя каждый свое, и на какое-то время плац просто превращался в бурлящее, смеющееся, галдящее месиво.
Лешку не встретили. И он испуганно озирался, готовый закричать в голос, заметаться, забегать, потому что все уже разошлись, а сестренок не было… и в груди рос мгновенно образовавшийся ледяной камень ужаса… но тут подошедшая девушка – ослепительно-холодная красавица, Лешка прямо обомлел – улыбнулась:
– Ты новенький? Твои сестрички в блоке, нельзя сразу столько на здешнем солнце. Я сейчас их пришлю. Или сперва сходишь помоешься?
– Я… нет, пусть сюда бегут, – Лешка невольно проводил девушку взглядом – она шла, как юная принцесса в плену у дикарей – уверенная в том, что ее честь и достоинство всегда будут с нею, как бы ни жалила судьба.
Но уже через полминуты Лешка о ней постыдно забыл, потому что…
– ЛешаааААА!!! – С этим воплем выскочившая первой Юлька рванула через двор к брату.
Лешка присел, улыбаясь, расставил руки, а взглядом искал вторую сестренку.
То, что произошло потом, не разобрал толком никто. Охранники смотрели внутрь двора, и, конечно, все пленные, кто был снаружи, тоже смотрели на то, как несется к брату девчонка.
Сверху на раскаленный квадрат двора пала визжащая молния. Вихрем рвануло от машущих здоровенных кожистых крыльев…
…Лауно – летающие ящерицы – падальщики. Как и все падальщики, они трусливы. Но лауно размером с земного кондора, у него – когти и полная зубов пасть. Они отлично видят и, бывает, нападают на небольших живых существ.
Как видно, этот лауно не удержался. Тем более, что задача казалась легкой – добыча маленькая, схватить ее и улететь сразу. Но Юлька, завизжав, кувыркнулась, уходя из самых когтей – тройных, похожих на рыбацкие крючки. Метнулась обратно; лауно с шипением запрыгал следом.
Дальше Лешка видел на бегу. И не верил тому, что видел.
Оттуда, где стоял вышедший во двор фантор Нэйк, стрелять было нельзя – попадешь неизвестно в кого. Поэтому Лешка только увидел метнувшуюся рослую тень. И услышал не крик – боевой рев-клич:
– Хад’ра!!!
Лауно испуганно и жалобно заквакал, метнулся в сторону, припадая на крыло. Длинный тонкий бронзовый стилет-тарва – «хранитель чести», древнее родовое оружие – вошел точно в основание перепонки. На Сторкаде такой удар был бы смертельным для большинства животных. Но Нэйк не знал анатомии местных зверей и только ранил падальщика, а сам, сброшенный рывком длинного тела, ловко приземлился на ноги и встал между лауно и девочкой. Та тоже остановилась, видя, что на помощь ей бежит брат, и не понимая, что спас ее сторк, подобрала какой-то камень. Со всех сторон кто с чем мчались пленные. В руке фантора был клинок, офицер скалился. Лауно опять заорал, шарахнулся в страхе от нового врага, который был почти с него, шумно попытался взлететь, но тут кто-то из часовых наконец сделал прицельный выстрел – единственный. По лестницам тарабанили шаги охранников…
…Лешка прижал к себе уронившую камень и заревевшую девочку, поднял на руки. Неверяще поглядел на фантора – сторк с улыбкой вытирал стилет, потом примерился шагами ко все еще подрагивающей туше, кивнул, что-то сказал сбежавшимся охранникам. Те восторженно застучали прикладами, коротко выкрикивая какие-то слова.
– Спасибо, – выдохнул Лешка. – Слышите, спасибо.
– А? – Нэйк обернулся. – Не за что… – улыбка сбежала с его лица. – Разумные могут убивать друг друга вволю. Это закон жизни. Но нельзя позволять зверю своей волей убивать разумных. Это скверное дело. Прервать такое – закон чести. Унеси сестру, она испугалась.
