— Но я все время думал о Гансе, Пэт. Мысли о нем не выходили у меня из головы. Если бы не Ганс, у нас бы здесь никогда ничего не вышло.
Пэт открыл было рот, желая что-то возразить своему другу, но, увидев выражение лица Эндрю, счел за благо промолчать.
— Он создал меня. Если я чего-то здесь добился, то только благодаря ему. Я перед ним в неоплатном долгу. Это и мучило меня последние пять лет. Поэтому я и должен был полететь туда сегодня. Потому что если мы не сможем вытащить его из этой западни, я хочу хотя бы, чтобы он знал, как сильно он был мне нужен.
— Так ты считаешь, у нас почти нет шансов?
— Я не знаю, — прошептал Эндрю. — Я в самом деле не знаю. Все висит на волоске.
— А когда было иначе?
— На этот раз все по-другому. Раньше мы держали оборону и собирали все свои силы в кулак, чтобы выстоять. Теперь же нам предстоит бой на территории противника. У нас есть два грубых наброска местности, сделанных с воздуха, и все. Мы не можем тратить время на подготовку к походу и разведку. У нас столько же шансов, сколько у человека, бросающего копье с закрытыми глазами. За эти два дня мне в голову приходили разные мысли.
— О чем это ты?
— Что-то изменилось вокруг нас. Раньше нам всегда удавалось четко определить цели и средства предстоящей войны. Мы знали, кто наш враг, каковы его слабые места и как использовать их, чтобы склонить чашу весов на свою сторону. Нашими главными преимуществами были паровые машины и фабрики. Во время Тугарской войны мы смогли создать оружие, не уступающее боевым лукам орды, и сами выбирали места для сражений. Воюя с Карфагеном, мы построили броненосцы, установили контроль над морем и потопили корабли противника. В последней войне мы воспользовались стратегическими преимуществами, которые давала нам железная дорога. Мы смогли обогнать мерков, сконцентрировать наши войска в нужном месте и заставили врага принять бой на наших условиях. Но сейчас все будет по-другому.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что у бантагов есть кто-то, обладающий таким же мышлением, как и мы, и способный изменить архаичную структуру орды.
— Может, это сукин сын Хинсен?
— Я думаю, нам больше не стоит принимать его в расчет. Те крохи знания, которые у него были, использовали мерки. Он не мог научить бантагов строить железные дороги и производить заряжающиеся с казенника пушки и уж тем более не в силах был провести индустриализацию и сделать все эти достижения возможными. Нет, тут скрывается какая-то тайна.
— Спаситель?
Эндрю утвердительно кивнул.
— Я уверен, что он прошел сквозь Врата света. Иначе все это объяснить невозможно.
— Значит, старый Музта был прав.
Музта. «Да, этот тугарин многое повидал на своем веку», — думал Эндрю, отхлебывая из фляжки Пэта. Десять лет назад он был вождем северной тугарской орды. За одно поколение до прихода янки на Валдению тугары разгромили вдвое превосходящее их войско мерков в ставшей уже легендарной битве. А теперь жалкие остатки племени гордых всадников степей ютятся на окраинах Республики и даже находятся в своего рода союзе с тем самым скотом, который они раньше презирали.
— За четыре года он превратил диких степных кочевников в народ, умеющий изготавливать сложнейшие машины. Он повторил наше чудо и даже превзошел его. Нами двигал страх. А у бантагов не было повода тревожиться за завтрашний день и ждать скорой гибели. Возможно, через двадцать лет мы бы загнали их в угол, но то, что они сейчас приняли решение вести оседлый образ жизни, построили фабрики и переняли многие наши идеи, — это же просто фантастика. И вот потому-то я и боюсь, Пэт. Если этот Спаситель оказался способен на такое, что еще он нам готовит? Мы совершили всего два полета над территорией бантагов и все свое внимание сосредоточили на Гансе. А куда ведет эта железная дорога и что находится на другом ее конце? Бантаги сделали такой колоссальный скачок всего за пять лет, так что ждет нас через десять?
— Мы должны остановить их сейчас, — заявил Пэт, — Это единственное, что нам остается.
— Вот то-то и оно, — вздохнул Эндрю. — Мы ввязываемся в войну, совершенно не похожую на те, что мы вели раньше.
— Война есть война, Эндрю. Стоишь лицом к лицу с врагом, он убивает твоих солдат, ты — его, и так до тех пор, пока кто-то не побежит.
— Ты не о том говоришь, Пэт. На этот раз все будет гораздо сложнее. Во всех предыдущих войнах мы защищались. Мы сражались за право жить. Все было очень просто. Никаких высоких идеалов вроде Союза, как на Земле. Мы употребляли слово «свобода», но под этим подразумевалась жизнь.
— Я всегда считал, что это одно и то же, — тихо заметил Пэт.
Эндрю удивленно уставился на своего друга. Ирландец не так часто снимал свою маску рубахи-парня и делился с другими своими потаенными мыслями.
Улыбнувшись, Кин протянул Пэту фляжку с водкой.
— Я принимаю твою поправку, — наконец сказал он. — Но одно дело оборонять свой дом и свою жизнь от смертельного врага, и совсем другое — ради той же самой цели затевать операцию в самой глубине вражеской территории. Здесь наши люди прекрасно видели, во имя чего они сражаются. Враг был у ворот. Если бы они прорвали нашу оборону, мы бы все погибли.
— В этот раз все будет точно так же, — убежденно произнес Пэт.
— Если они подойдут к нашим воротам, нам крышка. Тут уже бессмысленно будет ждать, что в последнюю минуту произойдет какое-нибудь спасительное чудо. Если они так далеко проникнут на нашу территорию, все будет кончено. Я это четко понимаю, Пэт. Другое время, другая война. Мы должны перейти к наступательным действиям. Нет смысла окапываться в безлюдной степи. Если мы уйдем в глухую оборону, нас в итоге сомнут. Все оружие тугаров и мерков висело у них на бедре или было приторочено к седлу. Они целиком зависели от своих лошадей. Все, что им было нужно для войны, это трава для коней, сталь для клинков и перья для стрел. Мы построили фабрики и разгромили их. Этот Спаситель идет по нашему пути.
— Мы уничтожим его фабрики.
— Вот в том-то все и дело, — отозвался Эндрю. — Нам предстоит не просто истребить бантагов, — а по нашим сведениям, кстати, их там шестьдесят уменов. Этот вопрос с кондачка не решишь, сначала нам надо будет создать и вооружить большую армию, построить флот, увеличить военно-воздушные силы. Мы должны будем психологически и материально подготовиться к наступательной войне. Взрывать их рельсы, устанавливать блокаду портов, совершать марши на тысячу миль, чтобы уничтожить бантагские фабрики. И даже в этом случае, если значительная часть врагов уцелеет, они переместятся на пять тысяч миль к востоку и к тому моменту, когда мы туда доберемся, заново отстроят свои заводы, проложат железные дороги и создадут новые армии. В последней войне мерки обладали тактической мобильностью за счет своих коней, а у нас была стратегическая мобильность за счет поездов. Теперь они догнали нас по этому показателю, но при этом еще и сохранили кавалерию, а у нас ее практически нет. И вот еще что, Пэт. Я боюсь этого Спасителя. Меня пугают те знания, которыми он обладает. У меня такое чувство, что мир, откуда он пришел, в техническом отношении превосходит нашу Землю. Джек рассказывал мне об этих крылатых дирижаблях. Фергюсон только размышлял о возможности создания таких летательных аппаратов, а у бантагов они уже есть. Это значит, что их Спаситель может знать еще какие-то вещи, о которых ни Фергюсон, ни кто-либо другой из наших не имеют ни малейшего представления. Чтобы победить мерков, нам понадобились нарезные ружья, потом заряжающиеся со ствола пушки и, наконец, эти ракеты. А что, если у бантагов есть какое-то новое оружие, которого нет у нас? Что, если их оружие так совершенно, что мы не продержимся против врага и одного дня? В стратегическом плане это самый главный вопрос. Бантаги могут наголову разбить нас в открытом бою, и не успеем мы приготовиться к обороне, как они окажутся у ворот Суздаля или Рима. Это будет конец всему.