Ознакомительная версия.
«Не врёт ни одним словом!» — осознал Главнокомандующий очень ясно. Как и то, что после этого разговора попытки убить Рег-ата на какое-то время оставит. Нельзя лишать Отечество такого солдата, это будет невосполнимая потеря. Азра был одним из немногих соратников, кто ещё не разучился ставить государственные интересы выше личных.
Цергард Эйнер опасен, но нужен. Пока. До тех пор, пока остальные соратники в силе. Потом его всё равно придётся… устранить. Нельзя, чтобы он оставался в живых, когда к власти начнут приходить его сверстники — их дети. Наследники. «Золотая молодёжь» федерации. Мальчики, стараниями высокопоставленных отцов, не знавшие голода и крови — кто они по сравнению с ним, чудовищем, прошедшим все огни и топи? Он сметёт их, раздавит, не дав опомниться. Зачем ему соратники, если они все вместе не стоят его одного? При нём у них нет будущего…
Это была новая и страшная мысль. Как обухом по голове — не сразу расслышал даже, что цергард к нему обращается.
— Кстати, пока я был в отлучке, у меня кто-то заключённых умыкнул, прямо из камеры, — он заставил себя хихикнуть, сделать вид, будто случившееся для него — не более чем забавный казус. Типа, кому может понадобиться такая дрянь, как чужие арестанты? — Не слышали, кто бы это мог быть?
— Соратник Кузар заглядывал ко мне на той неделе, — кусая губу, пробормотал Азра. — Всё пытался завести речь о тебе… Они с Репром давно мечтают тебе досадить, не их ли рук дело?
— Я тоже так считаю, — степенно кивнул собеседник. Он и вправду так считал.
Цергард Эйнер ушёл, оставив Главнокомандующего наедине с тяжкими думами.
Вот нравился ему молодой Рег-ат, при всём своём безобразии — нравился! Где-то там, в глубине нечеловеческой, изуродованной природой и людьми души, он был неплохим парнем. И отчаянной смелостью и наглостью своей пугал — но и подкупал.
Но однажды придётся его убить. Чтобы уберечь собственных детей. Слабых и никчёмных, по большому счёту. Что они могут дать Отечеству? Такая ли власть нужна ему в нелёгкое военное время? Увы. Ставить интересы государственные выше собственных цергард Азра умел. Но выше интересов наследников своих — нет. Он сам осознавал это. Каялся, но ничего поделать не мог, такова уж родительская природа. Давшая, однако, сбой на соратнике Регане…
Или не было никакого сбоя?
Только ли естественное для здорового человека отвращение к уродству заставило Регана измываться над своим неудачным отпрыском? Или был в том дальний расчет: руками сына, через потомков отплатить отцам за крах своего мира? Серебряная кровь, аристократы чёрт знает в каком поколении. Земли и люди принадлежали им. И — не стало ничего. Разве способен человек такое просить? Разве не захочет поквитаться?
Орудие мести — вот что такое цергард Эйнер. Последнее оружие старой Империи, у них на глазах выкованное и закалённое. Почему они не поняли это тогда? Почему позволили сыновьям вырасти слабыми?
Потому что сами были молоды тогда, и не умели смотреть в отдалённое будущее. Потому что детей своих любили и жалели. Потому что имели жён — разве мать позволит подвергнуть ребёнка таким мукам, через которые Реган провёл своего мальчишку? И вообще, разве думал кто, что несчастный мутант выживет? И в детстве, и потом… Уж ему-то, Азре, как никому было известно: состав «болотного трега» практически полностью обновляется каждые полтора года. Эйнер в нём прослужил пять. Будто неуязвимый… Жутко, жутко…
Плохо, что не имелось в арсенале арингорадской контрразведки прибора, позволявшего читать чужие мысли. На далёкой Земле, может быть, успели изобрести нечто подобное, но наука Церанга таких высот пока не достигла. А жаль. Цергард Эйнер здорово позабавился бы, проникнув в голову соратника Азры. Идее об убийстве он не удивился бы, скорее, о его отсрочке. Но всё остальное стало бы для него большой неожиданностью. Гораздо скромнее, чем Азра, оценивал он собственную персону, и уж во всяком случае, не собирался никому мстить за крах абсолютно чуждой ему Империи Венрад. Равно как и узурпировать власть в Федерации. Особенно теперь, когда у него были совершено иные приоритеты.
Хотя, если бы нашёлся где-нибудь во Вселенной прибор, позволяющий говорить с мёртвыми, он узнал бы, что позиция цергарда Регана была не так уж далека от измышлений его убийцы.
Гвейран рассчитывал, что по возвращении его снова ждёт тюремная камера, но он ошибся. Не доверял больше камерам цергард Эйнер. И пришелец был водворён в то единственное помещение Генерального Штаба, куда не могли вторгнуться беспрепятственно господа-соратнички. А чтобы не возникло кривотолков и вопросов, на каком это основании простой крумский обыватель, причём личность, судя по всему, неблагонадёжная, обретается в личных апартаментах Верховного цергарда Федерации, пришлось объявить агарда Тапри больным, в Гвейрана — его личным врачом.
Адъютант Верховного — персона, не смотря на невысокое звание, и в самом деле настолько значительная, личный врач, в случае необходимости, полагается ей по статусу. Вот только бедному Тапри вовсе не хотелось слыть больным. Но юноше очень ясно дали понять: его мнение в данном случае никого не интересует. Не мог же сказаться больным сам цергард Эйнер! Покойный Реган и тот три раза в топи перевернулся бы!
— И какая же это у меня болезнь? — чуть более мрачно, чем можно позволить себе при обращении к высшему начальству, осведомился адъютант. — Что мне говорить, если кто спросит?
В медицинских вопросах цергард разбирался не слишком хорошо. А хворь следовало подобрать такую, чтобы, с одной стороны, не препятствовала исполнению служебных обязанностей, с другой — требовала постоянного врачебного присутствия.
— Ох, даже не знаю… Ну, пусть будет эпилепсия, что ли…
Это было ужасно! Хуже и не придумаешь! Был когда-то у Тапри однокурсник, Моро Фип-ат, и благодаря ему, тот не понаслышке знал, что такое эпилепсия. Припадки у бедняги случались довольно редко, но смотреть на них было отвратительно. Тело парня били мелкие ритмичные судороги, так, что оно подскакивало кверху и колотилось о пол, розовая пена шла изо рта, вдобавок, штаны потом каждый раз оказывались мокрыми. Кончилось дело тем, что комиссия сочла его «неспособным к дальнейшему обучению» (хотя на самом деле был он вовсе не глуп, только очень нелюдим и злобен) и отправила на фронт. С тех пор падучая болезнь служила для Тапри символом несостоявшейся карьеры.
Возмущённо завопить «только этого мне не хватало!» несчастный агард всё-таки не осмелился. Но на лице его возникло выражение такой обиды, что Гвейран поспешил вмешаться: не надо никакой эпилепсии, малокровия будет вполне достаточно. Новый «диагноз» слегка примирил агарда с действительностью своим аристократизмом — довелось ему однажды где-то прочесть фразу: «На балы те съезжалась бледная малокровная молодёжь, отпрыски знатных семейств». Благородное происхождение в наше время не в моде, но всё лучше, чем эпилептиком прослыть!
Ознакомительная версия.
