– Эт точно! – поддакнул рассказчику Ваня. -Да ты продолжай!
Саня докурив сигарету прикурил от неё же следующую. Руки парня нешуточно тряслись.
– А чё тут продолжать? «Авоська» моя тут же в гараже стояла, а «сайгу» я и так с собой таскал везде – даже и в сортир. Прыгнул, завёл. Вышиб гаражные ворота, потом те, что на участок. Дом поджёг я Вовкин… Не дело им с этими блядьми бродить. Ну, и на Бежецкое. По дороге обстреляли меня. Как ворота вышибал об руль здорово приложило – вся бочина ноет и нога немеет. Хорошо, что подушка не сработала – не пристёгивался, а то там бы и хана мне…
– Подожди, а вот ты говоришь – призраки… – остановил Саню Фёдор. – Чё это за призраки такие?
Саня Волков ухмыльнулся.
– Как, вы не знаете?! Призраки как призраки – белёсые, полупрозрачные. Страшные до жопы. Я так думаю, что те, которые померли или которых поки пожрали – тоже поками становятся в свою очередь, а те, у которых тел больше нет по каким-то причинам – те, как раз, призраками. И я вам так скажу, мужики – с поками-то всё ясно – типа, мертвецы они, а вот призраки, эти внатуре жуткие. Пугают – тока в путь.
– То есть, ты хочешь сказать – призраки эти, что – привидения что ли? – переспросил его Политыч.
– Да как хочешь их называй, отец. – ответил Саня. – Духи, приведения, призраки, ещё кто… У вас их что, нету?!
– Да впервые слышим! – округлил глаза Колян.
– Вон как. – покрутил головой Волков. – Ну ничё, ожидайте – будут. С этим делом теперь везде так – сначало одно, а потом другое дерьмо появляется. Так что готовьтесь, мужики – со дня на день.
– Да типун тебе на язык! – махнул на него рукой Никита.
– А типун, не типун – мне теперь по хую. Сначала война, потом поки, теперь – призраки. Вытерпим одно, Бог другое пошлёт. Потому что пиздец нам настал, мужики. Вас зовут-то хоть как?
По очереди, люди Политыча представились Волкову и пожали парню руку.
– Так я рассказал всё вроде. Поеду? – снова обратился к Политычу Саша.
– Обожди ещё. Стреляли в тебя, говоришь. А кто стрелял-то? И что там, в городе-то теперь? Наши-то мужики, кушалински, сёдня на город мародёрить ить поехали…
– А чё говорить… Одни поки в городе. Ну мародёрят вроде, слышал. Постреливают изредка. А ваши, не ваши – откуда знать.
– Да. Молодец Алпатов. Вовремя подсуетился. – скрипя зубами, процедил Ваня.
– Постой, Алпатов? – остановился Саня. – Гришаня?!
– Дык да! – спохватился Политыч. -Он терь старшим на всё Село.
– Опа. – улыбнулся Волков. -Ну-ну!
– А чё такое? – удивились мужики.
– Так он с братаном моим двоюродным, Диманом, по детству ещё, корешил. Хорошо знаю его.
– Ладно, Саня. Езжай уже. Только воды долей в радиатор – вон лужа на асфальте. И в правление зайди, что у церкви. Отмечаться новоприбывшим велено. Ты по делу-то кто? – спросил Степан Политыч.
– Автомеханик. Моторист.
Волков залил в радиатор воды из реки и завёл свою «авоську». Мужики отодвинули брёвна с проезда, пропуская его на Село. Миновав кордон, потрёпанная иномарка медленно поплелась вверх по дороге. Все стояли молча провожая её глазами.
– Ну вот вам и ещё одна история. – нарушив общее молчание, выдавил слова Политыч. – Даа. Ну ладно: руки в ноги давайте, все вместе с кучей того дерьма закончим, дожжём. И давайте вот что, мужики: чтоб не было больше грызни никакой. Всё, работаем.
До заката люди Политыча спалили гору мертвецов и, выкопав рядом яму, сгребли в неё ещё дымящиеся кости и черепа. Засыпали, но мерзкий дух горелого мяса ещё долго не отпускал мужиков. Вся их одежда пропиталась этой мерзкой, выворачивающей наружу душу, вонью. Закончив этот скорбный труд, разожгли ещё костёр – на краю моста. Холодало… Вскипятили чай и тихо обсуждали новости, принесённые из города Волковым. В существование призраков мужикам как-то не очень верилось, однако в глубине души каждый понимал – эти гости не за горами. Однако куда раньше призраков, во втором часу ночи, со стороны Твери, выплывали огни фар. Сначала одни, затем вторые и спустя несколько минут в деревню втянулась автоколонна. Домой возвращалась группа Гриши Алпатова…
После этого, первого, рейда в город Гришу как будто черти в оборот взяли. Не успели кушалинские бабы отплакать по погибшим в том рейде мужикам, не успели батюшки отчитать все поминовения, несколько дней всего прошло, как вернулись – Григорий уже снова носился по Селу, планируя новый набег. Ночами засиживался сам и его ближайшие мужики в правлении, в клубах папиросного дыма, таких, что впору вешать, как говорят люди, топор, склонившись над картами города и области, анализируя ошибки прошлого рейда и строя планы на новый. Задерживаться с ним Алпатов не собирался – было заметно невооружённым глазом, как сильно взяла власть над мужиком эта мародёрская романтика. Текущие хозяйственные дела в общине двигались ни шатко, ни валко – существенного внимания им никто не уделял. Мужики, назначенные на руководство артелями – дровяной, полевой, технической – тянули свои обязанности особо не утруждаясь – день прошёл, и Бог с ним. Удивительного мало – так всегда и бывает, когда смещаются приоритеты и нет твёрдой руки над людьми, не особо привычными к мобилизационному, в сущности, укладу. А заниматься этими текущими делами надо отрешившись от всего остального, ну а Григорий последние дни их просто не касался. Старик Русков потрясал своей клюкой, призывая внимание сельского руководства к этим проблемам, но толку никакого не добился. Пытался и отец Паисий взывать к разуму мужиков, но Алпатов отмахивался – вот, мол, наладим снабжение общины из умирающего города в первую очередь, тогда и займёмся этими хозяйственными вопросами. Предлагал, предлагал ведь настоятель разделить функциональное руководство на Селе – и выделить должность старшего по хозяйству, возложив её на Петра Васильевича… Нет, Алпатов был непрошибаемым, твердил одно, поддерживаемый всей своей кушалинской кликой : проблемы надо решать по очерёдности, начиная с важнейшей. А важнейшей для него была мародёрка.
Ну, а время шло. И становилось очевидно, что недалёкая уже зима выдастся и голодной, и холодной – что с продовольствием, что с дровами были проблемы. Пока Алпатов и его мужики носились со своими планами, перевезли на Вельшино Политыча со всем его нехитрым хозяйством, договорившись напрямую с Макаром Степанычем. Поселили в пустующий дом, принадлежавший тверским дачникам, вместе привели в порядок хозяйство. Колычев и сам был рад переезду Степана Политыча, старики нашли друг друга. Чаёвничали по вечерам, строили планы на обустройство дел на деревне – обоим было ясно, что сельскому руководству не до их проблем, надо выбираться как-то самим. Не спаянная ничем, кроме страха и неизвестности, община медленно растекалась…
