Pferd im Mantel - Колокола обречённых. Ч.1: Очищение молитвой

«И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это — томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»

Если бы ты был птицей, увидеть всё, творящееся окрест, было бы для тебя намного проще. Увидеть — но не понять. Но уже хотя бы поэтому ты бы был счастлив. Ибо во многом знании — многие беды, говорит Библия. Зачем они тебе, эти знания, если ты птица? Птица свободна. Свободна от понимания того, что она видит и чувствует. Ей хорошо — своим сознанием она не в силах охватить объём обстоящего вокруг себя и создана неспособной выйти за рамки своего птичьего понимания.

Добрые утренние солнечные лучи ласково грели бы твои пёрышки, а летний ветер — тот, который гуляет там, в небе, обдувал бы твоё беспомощное тельце в то время, как ты, расправив крылья, парил бы в этих лучах и ветре. Ты бы мог, кружась в небе, в этот солнечный день спускаться всё ниже и ниже к земле, пока не попал бы в эту низкую молочную облачность, марево, которое покрывает землю ещё с раннего утра. Пронизывая это марево, пулей ты спустился бы вниз, к самой земле и, набирая скорость, мог бы понестись над серой лентой старой дороги, петляющей между островами леса и топями болот. Взмывая вверх и опускаясь практически до асфальта, ты бы летел над привычной тебе пустотой. Но пустота эта обманчива, дружище, ох как обманчива!

Если бы Господь и вправду создал тебя птицей, он проявил бы милосердие. А как ты создан человеком — смотри и знай, страдай и чувствуй боль, и с этим живи. Слышишь там, вдалеке, надрываясь, звонит колокол?! Как писал классик, он звонит по тебе — и время поторопиться. Господь почему-то забыл тебя здесь, на этой земле, а может быть у него на тебя особые планы. Тебе не узнать этого. Ты человек, а не птица, но от этого не легче. Тебе не взлететь туда, к солнцу, выше облаков и тумана. Наверное, ты обречён. Слушай звон колокола и иди на благовест. Больше ты предпринять ничего не в силах теперь — а когда мог, не делал. Храни тебя Боже, дружище.

Фёдор ввалился в дышащую парами и запахом берёзовых веников дверь своей баньки с очередной охапкой дров, подогнув голову, чтобы снова, по невнимательности не садануться лбом о низенькую притолоку и свалил свой груз в угол предбанника к ранее принесённым уже дровишкам, присел на лавочку и вытер запотевший лоб. Жарко. Сейчас подбросим ещё, и пусть топиться. Набрав черпак ледяной воды из бидона, сделал глоток, второй, налил в ладонь — умылся. Блин, жар-то уже нехилый — простудиться ещё не хватает! Даже в предбаннике жарища, надо приоткрыть наружную — пусть проветривается, после парилки-то хорошо в прохладу, посидеть. Надо раздеваться начинать — сейчас уже Иван с Илюшей явятся. Фёдор выглянул за дверь — нет, не идут; и стал расшнуровывать ботинки, снимать портки, рубаху. Лёгкий ветерок залетел в предбанник, приятно освежил — как в детстве… Ну и ладно — можно и покурить пока не явились. Пригнувшись снова, босиком, Фёдор вышел и присел на лавочку, помял между пальцев и, чиркнув спичкой, таки прикурил вожделенную — первую за сегодняшний день! — сигаретину. Чёрт, надо бы как-то завязывать — опять куснула надоедливая правда — да хер с ним, надо — но не сегодня!

— Ты, блин, я смотрю, опять за своё принялся, а?! — а, вон как, Фёдор оказывается, расслабившись, проспал, как подкрались со стороны деревенских огородов Иван со своим приёмным сыном, Илюшей.

— А, Ваня, привет, чё крадётесь как исчезники? Выспались? Где шляетесь — щас перетопится уже, в баню не войдёшь. — парировал прикол своего друга Фёдор. Иван последнее время, как сам бросил смолить, просто достал прививать ему тему о вреде никотина и любимого Фёдором курения. Уже не смешно — парит. И так понятно, что надо бросать — да с их занятием — попробуй-ка. Наркомания похлеще алкоголизма, мать его, а ведь — всё-таки и помогает в иной момент, когда нервы напряжены. А когда они не напряжены бывают, скажите-ка?!

— Привет Дядь Федь! Так мы как из дома вышли — Бармалевна привязалась на улице. Батя ей крышу на дворе поправить обещал, не успел, потом вы ушли, короче — месяца два назад ещё. Привязалась вот теперь — как банный лист к жопе. — пояснил Илюша. — А мы вот пивка прихватили — холодного! — ухмыльнулся парень, потрясая пластиковым пакетом с вожделенным содержимым — раритетным напитком из прошлой жизни.

— Не, а чё?! — у меня десять рук что-ли?! Понятно, что двор у неё течёт — вставил Ваня, скидывая ботинки у входа в баньку. — А то не знает, что творится и почему я не сделал ей ещё. Чудная бабка — вроде как без сознания живёт. Или дурачится так — я не знаю.

— Ладно, пошли уже помоемся как люди. Завшиветь недолго с этими походами, реально. — Фёдор отшвырнул бычок и приоткрыл дверь в баньку.

Разделись и по одному, нагибаясь, ввалились в белёсое марево парной. Разобрали шайки, закипятили веники, Ваня вернулся с двумя вёдрами ледяной колодезной воды — чтобы разводить. Мужики, хлестанув на каменку пару черпаков, принялись охаживать друг друга вениками от души, покрякивая и приговаривая. Баня…

……………………………………………………………..

Вернувшись вчера заполночь из поиска, мужики только поели чего Бог послал — немного, сил уже не было — и наплевав на то, что не мылись, что заросшие как черти — с момента как ушли, а это восемь дней уже прошло — завалились спать, настрого запретив домашним будить под любым предлогом до обеда назавтра. Лесные вернулись — Слава Богу, никто и не посмеет, это — святое, сон-то у лесных. Расспросы, вопросы, восклицания, причитания — это всё будет потом, как отоспятся, после бани. Пока лесные моются, парятся, бреются — деревенские бабы уже жарят картошку, откупоривают банки с грибами, огурцами, ещё какие там брашна у кого заныканы, остужают самогон, пиво (это если есть) — собирают стол. Можно и так сказать — праздничный — потому что, когда лесные возвращаются — это всегда праздник. Это — как с фронта. Об этом фронте, конечно, все знают, а также и знают, что фронт-то этот — невидимый, ну а лесные — как бы особые люди — самые уважаемые в Селе. Когда лесные приходят — это Событие. Каждый раз. Потому что вместе с лесными каждый раз в Село приходят Новости. И сегодня тоже соберётся вся деревня — кто, конечно, не занят на работах, придут люди и из Села — послушать, ужаснуться, узнав — перекреститься. Знают — добрых новостей не будет, их нет в последнее время, с чего бы им быть?