книги и расчесывает их волосы, тайком молится святым, пока никто не видит…
Жаль, она до этого не дожила.
Юноша по привычке замер у двери, но вовремя сообразил, что лучше не стучать. Лексос попятился и перевел дыхание. Небо над головой сияло звездами, настолько ярко, словно их покрасила Хризанти.
Лексос закрыл глаза и попытался обрести душевное равновесие. «Смерть принадлежит стратагиози, – подумал он. – А значит, и мне».
Дверь отворилась легко. Тут не горели свечи, лишь мерцание луны, проникавшее в широкое окно на дальней стене, освещало Лексосу дорогу. Из спальни Васы не было видно ни гор, ни моря, только главный двор и бурлящий фонтан. Сотни лет назад, когда домочадцы выбирали комнаты, отец объяснил, что это для его личной безопасности. Для защиты от врагов, которые могут напасть снаружи. Но сегодня угроза шла изнутри.
Васа лежал в кровати и, похоже, спал. Даже не пошевелился, когда скрипнула дверь. Лексос не знал, к лучшему это или нет.
Он затворил дверь и прошел по искривленным половицам мимо низкого столика с недопитыми кружками: отец часто пил каф. Лексос был в покоях пару раз, но сразу же понял, в каком ужасном состоянии комната. Повсюду скопилась пыль, мерцавшая в лучах лунного света, с окон свисали высохшие цветы, расположенные в каком-то диковинном порядке, но о чем-то напомнившие Лексосу. Вроде бы о детском стишке, служащем для защиты, еще из той, прошлой жизни, до Стратафомы. Мама напевала детям песенку и помогала развешивать орнаменты.
Но все было до того, как Васа сорвал ее цветы и позволил посту стратагиози затмить его мысли.
Лексос направился к ближайшему окну и коснулся дрожащей рукой грубо обрезанных стеблей лаванды и цветка, называемого местными жителями теролией. Сомнения, которые мучали его вечером, вновь всплыли на поверхность, мутные, тянущие из него жилы. Сейчас он не отказался бы от стакана воды или ведра для рвоты.
– Она развешивала их в спальне, – прозвучал голос у него за спиной, глухо и устало, будто его оторвали от тела, а затем неуклюже пришили обратно.
Лексос обернулся и увидел, как мерцают глаза Васы во тьме.
Знакомый силуэт заставил сердце Лексоса сжаться. В обсерватории он легко сделал выбор, а теперь, когда отец был перед ним во плоти, то, что казалось единственным правильным решением, холодным и просчитанным, необходимым для спасения Тизакоса и рода Аргиросов, превратилось в нечто живое, трепещущее.
«Мне жаль, – хотелось сказать Лексосу. – Мы совершили ошибки, я должен их исправить».
– Помню, – ответил он и опустился на колени подле кровати.
Слабый свет упал на морщинистое лицо Васы, и юноша не мог сдержать болезненное чувство в груди – то ли любовь, то ли сочувствие. Говорят, стратагиози не стареют, наверное, так оно и есть, но Васа выглядел как старик.
– Твоя мать, – продолжал он и перевел взгляд на открытое окно.
– Да?
– Она была красивая? Не могу вспомнить, – Васа вздохнул, протирая глаза.
– Я видел ее в последний раз ужасно давно, – прошептал Лексос, хотя лицо матери уже появилось перед внутренним взором.
Она была красива в глазах родных детей, и доброй юноша ее не назвал бы, а, скорее, – постоянной. Всегда одинаковой, с одними и теми же убеждениями и ценностями. Хотя, возможно, это лишь потому, что ей не было дано времени измениться.
Однако Васа не это хотел услышать.
– Да, очень красивая.
Она умерла за месяц до того, как началась серьезная кампания Васы за пост стратагиози. Лексос помнил пустой дом, безликих женщин, что приглядывали за детьми по очереди, пока не вернулся отец, окровавленный и сгорбленный, и не забрал отпрысков в Стратафому. Близнецы плакали всю дорогу, и в поместье их заманили обещанием отдельных спален. Тогда они были малышами, и Реа вечно спрашивала, где мама и когда вернется.
Лексос понимал, что она умерла, несмотря на уклончивые речи и посулы Васы. Почему для мальчика это было кристально ясно? Отец тогда даже не заговаривал о том, что случилось.
– Как она умерла? – спросил Лексос.
– Быстро, – ответил Васа после паузы.
Лексос схватился за каркас кровати, и щепка врезалась ему в ладонь.
– Как это понимать? – выдохнул он, но в ту же минуту перед глазами всплыл образ Васы, нависшего над бездыханным телом матери Лексоса.
Глаза и рот отца были раскрыты, по подбородку стекала слюна, а на шее проступали яркие синяки. Лексос все видел. Он осознал, что произошло, и унесся прочь на лошади, вместе с сестрой, – как можно дальше от убийцы.
– Мы похоронили ее в земле, по обычаям святых, которых она почитала, – добавил Васа.
– Зачем? – прохрипел Лексос.
– Она бы этого хотела. По крайней мере, подобную услугу я должен был ей оказать.
– Нет, зачем ты ее убил?
– О-о-о, – беспечно протянул Васа. – А вот этого хотел я. Она была против моей кампании за пост стратагиози, что меня не устраивало.
Лексос выпрямился и отошел от кровати. Мысли, возникавшие у него прежде, забурлили на поверхности. Он верен близким, а Васа принес родным столько горя, что больше не мог считаться частью семьи.
Юноша взглянул на сухие цветы, дрожащие на ветру, и приблизился к отцу. Лексосу не составило труда толкнуть Васу на матрас и стиснуть обеими руками его горло.
Васа не сопротивлялся. Мрак лежал на лице мужчины черной занавесью, но Лексос ощущал на себе взгляд отца.
Лексос подался к нему, опираясь на кровать коленом.
Время тянулось невероятно медленно, и в ушах Лексоса отдавались влажные хрипы. Несмотря на весь запал, юноша не мог надавить достаточно сильно, чтобы выжать последние капли жизни из Васы.
Лексос отпрянул со сдавленным воплем и закрыл лицо ладонями, едва сдерживая слезы. Неужели кровь на полотне неба была дурным знаком? Он навсегда останется заложником момента, его вечно будет преследовать роковое решение – убить Васу.
– Я всегда говорил, что ты слишком слаб, – просипел Васа. – Ведь в тебе течет и кровь матери. Но сегодня я наконец смогу тобой гордиться.
Юноша поднял взгляд и увидел, как отец садится в постели. Что-то блеснуло в пальцах Васы. Кинжал с гербом Аргиросов. Точно такой же был у Лексоса.
– Возьми, – предложил Васа. – Не останавливайся на полдороге.
Лезвие дрожало в лунном свете, и в глазах старого стратагиози читалась глубокая усталость.
– Васа…
– Мой мальчик, тебя всегда ждала эта судьба, – спокойно проговорил отец.
Он был прав. Лексос посмотрел на ветви оливы, мерцавшие в полумраке. Он посвятил всю жизнь семье, годами пытался заслужить то, что Васа предлагал ему сейчас. Это естественный порядок вещей.
Лексос потянулся за кинжалом.
Рукоять легла в помеченную черным знаком ладонь. Выбор
