– Толя, очнись! – взревел я и мигом встал перед ним, отражая атаку очередного упыря.
– Я сейчас… Я уже… – хрип милиционера пробивался через грохот АКМСа.
Мои пули ни за что не смогли бы остановить огромную, необычайно живучую тварь, но тут рядом грохнул помповик, и упыря прямо-таки сдуло.
Хорошие у него патроны, – сама собой в голове промелькнула мимолетная мысль. – Надо будет спросить, чем таким он их нафаршировал.
– Берегись!
Главный оттолкнул меня, а сам отпрыгнул назад. И надо сказать вовремя, очень вовремя. Прямо на том месте, где я только что стоял, приземлился новый упырь, здоровенная разъяренная тварь.
Падая, я успел нажать на спуск и выпустил остаток магазина в брюхо зверя. Ошметки зловонной слизи ударили мне в лицо. Да только это была мелочь по сравнению с тем, что ожидало меня впереди. И эта штука именовалась не иначе как смерть. Трупоед изогнулся, задрал для удара свою мощную четырехпалую лапу. Я увидел, как блеснули длинные кинжалы когтей и…
Именно в этот момент в грудь чудовища, словно копье, выпущенное сильной умелой рукой, влетела двухдюймовая стальная труба. Оружие Анатолия имело острый обломанный конец, да и сам по себе удар был будь здоров. Поэтому неудивительно, что труба вошла в тело упыря как булавка в мотылька. В тоже мгновение тварь издала дикий рев, который, о ужас, вдруг слился смешался с надрывным человеческим воплем.
Не знаю, уж какая сила подняла меня на ноги, полагаю, именовалась она горем, жгучей болью за того, кого я повел за собой, да так и не уберег. Сейчас я хотел увидеть этого человека, и если не помочь, то хотя бы последний раз взглянуть ему в глаза и попросить прощения. Это желание исполнилось немедленно, и я столкнулся с раскрытыми от ужаса глазами Главного.
Смертоносное оружие Нестерова пробило трупоеда насквозь и, не потеряв своей страшно убойной мощи, воткнулось еще в одно тело. Да только вот это был совсем не упырь. Труба вошла в живот ханха. Я видел, как он выронил ружье и вцепился за нее двумя руками, как из страшной раны хлещет алая человеческая кровь. Человеческая! Меня это почему-то очень поразило и в то же время оглушило, ошеломило. Я понял, что вот именно сейчас, всего через несколько мгновений произойдет непоправимое – умрет, уйдет в небытие не просто человек, погаснет искра надежды для всего человечества.
Однако у Главного могло не остаться даже этих, последних наполненных мукой, но и жизнью мгновений. От запаха горячей человеческой крови упыри прямо таки обезумели. Казалось они чуяли только ее, шли только на нее.
Трупоед, который атаковал Лешего, вдруг резко повернул и не обращая внимание на рвущие его бока пули, рванулся к упавшему на колени ханху. У меня не было возможности его остановить. Магазин в автомате оказался пуст. Да и что проку сейчас в пулях? Их сила, их мощь могли лишь покарать тварь, которая по любому успеет разорвать раненого. Помешать этому могло только чудо… и оно произошло. Вернее мне сперва показалось, что это чудо. Но спустя всего лишь миг стало понятно – чудес не бывает. Истинные чудеса творят люди, которые платят за них самую что ни на есть высокую цену.
Человек в разгрузке надетой поверх легкого бронежилета и дорогой коричневой куртки кинулся прямо на упыря. В его руке был автомат, но только он не стрелял. Человек держал его за ствол и намеривался превратить в дубину наподобие той, которой орудовал Нестеров. Наивный! Имел бы он силу Анатолия или на худой конец правую руку, которой можно покрепче ухватится. Но нет, силой боец обладал самой обычной, человеческой, а его правая рука безвольно висела на грязной самопальной перевези. Именно поэтому все, что мог сделать смельчак, это просто встать на пути у монстра. Хотя это только так говорится, что встать. На самом деле они врезались друг в друга со страшной силой.
Я видел как здоровенная тварь вскинулась на дыбы, как изогнулась и подмяла под себя скорчившуюся, нелепо трепыхающуюся человеческую фигурку, как лязгнули чудовищные челюсти и как они впились в грязную измазанную в слизь синтетику. Совладать с кевларом у трупоеда просто так не получилось и он рванул своего противника или теперь уже стоило говорить жертву, причем рванул с такой яростью и силой, что человек отлетел на добрый десяток метров. Отлетел и с размаху рухнул в самую гущу огромной разъяренной стаи.
– Нет! – заорал, заревел, застонал я очертя голову ринулся вперед.
Не знаю, что двигало мной в тот момент. То ли желание мстить за погибшего товарища, то ли стремление прийти на помощь упавшему на асфальт Главному, а может просто отчаянный, позыв к смерти. Пусть она придет и все закончится. Только вот ничему из этого не суждено было сбыться. Я вообще успел сделать всего один шаг, как вдруг…
Словно кара за грехи людские, за то что слепы и скудны умом, за то что грешим сами и не прощаем грехи чужие, за то что не сохранили, не уберегли своего бога, на планету обрушился огненный шквал. Мир загрохотал, закачался, и, закрывая голову руками, я кубарем полетел на землю.
Смрадный черный дым медленно поднимался к облакам. Догорали трава и поваленные деревья. Исходил жаром искореженный взрывами асфальт. С подозрительным уханьем осыпались на дно высохшей реки куски битого бетона, когда-то именовавшиеся мостом.
Я поднял голову, словно папиросой затянулся горьким, пропитанным гарью воздухом и пустым, безжизненным взглядом уставился вдаль, туда, где на холме чернели кресты древней церкви. В голове продолжало гудеть. И не поймешь было ли это последствием контузии или подлого удара судьбы, который та нанесла с циничной жестокостью и полным равнодушием к человеческому роду.
– Полковник… – тихий как шелест ветра шепот заставил меня буквально упасть на колени и впиться глазами в лицо лежащего на земле человека.
– Очнулся? – радом со мной моментально очутились Лица и Пашка.
– Бредит, похоже, – вслед за Орловыми подошел и Загребельный.
– У него есть хоть какой-то шанс? – Лиза посмотрела на пропитанную кровью милицейскую рубаху, которой мы заткнули страшную рану ханха, и задала вопрос, который не решалась задать с тех самых пор, как мы отыскали его среди груд смердящих, превращающихся в серую замазку трупов.
В ответ подполковник отрицательно покачал головой и поглядел в сторону. Там, в метрах двадцати от нас на пыльной обочине старой дороги сидел Нестеров. Спина сгорблена, голова обхвачена руками. Пожилой милиционер смотрел в землю перед собой и, кажется, не видел и не слышал ничего из происходящего вокруг.
– Это же надо… – на мгновение Андрюха отдался своим мыслям. – Как он его трубой засандолил!
