Я читал отчет галактической разведки и краем уха прислушивался к тому, что говорил шеф. И мне стало все ясно. Конечно же шеф думал, что я пришел выяснить о новой открытой планете, где можно было сделать хорошие деньги. В другом случае это так могло и быть, но сейчас меня тяготило данное Катарине обещание.
– …Скоро на этой планете станут жить самые богатые люди Конфедерации, – продолжал свои излияния шеф. – Это будет зоной отдыха для всех, имеющих деньги. И грех было бы тебе и мне тоже не воспользоваться этим. Через два месяца ты станешь вольным человеком – нужно позаботиться о будущем. Да и я долго в Чистке задерживаться не стану. Еще, может быть, годик поработаю, а затем тоже в отставку. Это ты молодой, а мне уже шестой десяток наворачивается.
– Да я, собственно, тоже насчет увольнения… – наконец смог выговорить мой одеревеневший язык.
– А что увольнение? – не понял меня шеф. – С ним как раз все отлично. Через два месяца оформим по всем правилам, и станешь ты, Селий, вольным человеком. Да и Волат тоже, и Гран, и Стиг – все, кому пришла пора.
Все – это были те восемь солдат Чистки, включая и меня, которым удалось выжить за пятнадцать лет службы. Мы начали вместе и вместе должны были закончить. Только, в отличие от них, я дал Катарине обещание и теперь не мог ждать оставшиеся два месяца. Тем более, что в этом не было никакого смысла.
– Мне хотелось бы уволиться прямо сейчас, а не ждать два месяца, – произнес я, немного осмелев.
– Ты это серьезно? – не поверил шеф.
– Да. – Я склонил голову и начал ногтем скрести себе колено.
– Если бы намечалась чистка, – медленно выговорил шеф, – то можно было подумать, что ты хочешь увильнуть от дела. Но а так-то какой смысл?
– Да в общем, это все Катарина, – ответил я. – Ей снятся плохие сны, и она боится… Ведь разницы-то в принципе нет – через два месяца меня отпустят или прямо сейчас. Вы ведь сами сказали, что чистки в ближайшее время не будет.
– По-своему ты прав…
На минуты две шеф задумался. Я тоже молчал, боясь нарушить естественный ход его мыслей. Да и что я мог добавить к уже сказанному? Только, пожалуй, взбеситься и высказать шефу все по полной программе. И то, как я ненавижу Чистку и свой контракт; и то, как и почему боюсь каждой последующей чистки, и боюсь и жду ее – потому что только там можно как-то оправдаться и еще раз убедить себя, что занят ты нужным делом. И только там можно еще раз обжечься, как на Хамеоне…
– Хорошо, – произнес шеф, приняв решение, – пожалуй, я пойду тебе навстречу. Я приму твою отставку, но нужно еще подождать дня два или три, пока Гренгер не предоставит мне свое официальное заключение. Тогда не будет никакого повода задерживать тебя и Совет не станет возражать. Такой вариант твою Катарину устроит?
– Думаю, что да, – ответил я и сразу расслабился. – Даже если нет, то можно будет убедить ее подождать еще три дня. – Я встал. – Разрешите быть свободным?
– Только через три дня, – улыбнувшись, пошутил шеф. – А сейчас пока можешь отправляться к своей Катарине и обрадовать ее близкой свадьбой. Уж наверное, получив отставку, вы не станете ждать.
– Да мы пока не говорили об этом, – тихо и немного смущенно ответил я. – Что регистрация – лишь бумага. Она нужна только для будущих детей. А до этого спешить незачем.
– Конечно, ваше дело, – шеф многозначительно пожал плечами, – но в жизни всякое может случиться-с бумагой как-то надежнее. Ладно, не буду тебя больше задерживать. Иди, обрадуй Катарину. Я пришлю к вам посыльного через три дня.
Коротко кивнув шефу на прощанье и еще раз (мысленно) поблагодарив его за понимание, я вышел из кабинета. Странно, но после этого разговора ко мне вернулась моя прежняя уверенность в собственной значимости. Все же я был майором спецподразделения Чистки – лучшим солдатом из всех! И с этим считались даже шеф и Совет Конфедерации.
Эти три дня меня переполняли разные противоречивые чувства. Да, я был солдатом Чистки, и это откладывало свой отпечаток на мою жизнь. Взять хотя бы, к примеру, поведение тех немногих знакомых Катарины, которые знали или догадывались, чем я занимался. Редко кто из них опускался до приветствия со мной, а уж о доверительной беседе и говорить не стоило. Давно привыкший к такому отношению, я бы удивился, поведи себя кто-нибудь иначе. Но когда Катарина решила отпраздновать мою практически уже решенную отставку и пригласила к нам домой всех своих друзей… Вот тогда-то я по-настоящему, каждой частицей своего сознания почувствовал ту отчужденность, которая царила между нами.
Их было много – разных, преуспевающих и нет, – друзей Катарины. В основном все они остались от того ее прошлого, когда лишь принадлежность к влиятельной семье открывала перед ней многие двери. Прошлое осталось в прошлом, а друзья… Они иногда навещали Катарину, но всегда в те моменты, когда я был на чистке. За пятнадцать лет я лишь дважды встречался с некоторыми из них. Теперь же на нашем, можно сказать, семейном празднике они собрались все. И для меня не было секретом, что я их интересую лишь как объект любовных страстей Катарины. Возможно, им было любопытно, но не более того.
Веселились, наверное, все, кроме меня. Я предпочитал наблюдать за своим праздником со стороны, сидя в мягком уютном кресле и потягивая иногда из рюмки приятный на вкус, старый коньяк. Уж не знаю, где его раздобыла Катарина, но стоил он наверняка прилично.
Непрерывно играла музыка. Гости то танцевали, то возбужденно о чем-то спорили, то громко смеялись над какой-нибудь шуткой. И Катарина принимала во всем этом действии самое активное участие, лишь иногда подсаживаясь ко мне на колени и ласково интересуясь:
– Скучаешь, милый?
– Да нет, – расплываясь в беззаботной улыбке и поглаживая спину Катарины, отвечал я. – Скучно лишь бездельникам бывает, а мне нравится веселиться одному. Я люблю смотреть на тебя со стороны.
После этих слов Катарина нежно целовала меня в щеку и вновь убегала к своим гостям. Примерно так и прошла вся вечеринка. Только уже ближе к ее завершению я стал замечать, что в мою сторону часто поглядывает один из гостей. Был он примерно моего возраста, только совсем щуплый и щегольски одет. Еще чувствовалась в его поведении какая-то непонятная легкость, даже бесшабашность, наверное. Было абсолютно ясно, что ему ничего не стоит проиграть в казино целое состояние, а затем отправиться на веселую вечеринку. Но не нравилось мне в незнакомце совсем не это. Неприязнь вызывали его маленькие, бегающие из стороны в сторону, хитрющие глаза. Они напомнили мне почему-то глаза Лозика – того самого, если вы помните, которого я "обработал" еще в отрочестве. Уж типаж-то у них был один, только социальные условия разные. Вот поэтому из одного получилась "шестерка", и закончил он свои дни в вонючем пригороде. А второй, наверняка благодаря деньгам родителей, стал франтовым парнем, который за несколько сотенных мог снять практически любую девчонку в округе. Но и тот и другой мне были одинаково неприятны.
