Тренькнула защелка. Грохнул откидной бортик, затопали тяжелые ботинки.
— Едрыть вашу кочерыжку! — Седовласый заслуженный унтер заступил дорогу незнакомым инквизиторам, тянущим подозрительные ящики, расставил руки, словно готов был лечь костьми, но исполнить приказ «не пущать», отчаянно при этом понося «мурло незваное». Похож он при этом был на безымянного героя многочисленных войн, готовый до конца оборонять вверенное ему имущество, в частности, склад ГСМ, вверенный ему в попечительство. — Кто такие, тудыть тебя через пень-колоду! Какого хера… Охолонь, боец!
По лицу «бойца» становилось ясно, что еще одно слово, и дедуля заработает профилактический тычок в зубы от Черного Быка, налившегося звериным румянцем.
— Спокойнее, солдат! — Войцех втиснулся меж Быком и ветераном, выпятил офицерскую грудь, оттеснив ветерана в стороночку. — Приказ командования! Перебазирование! — И бумажку в морщинистую рожу сунет с таким видом, будто пытаясь затолкать ее в раззявленный в очередной порции брани рот. — Велено пущать!
Старикан был настойчив.
— Какое, к мутовской матери, перебазирование! — Кажется, Войцех все-таки пнул ветерана тыловой службы под дых. — Не положено… грххх… грохнет жеж!..
— Еще как грохнет! — пообещал Марко и присунул старику в лоб.
Ветеран окончательно окосел, забулькал что-то нечленораздельное и обмяк в медвежьих объятиях Войцеха.
Он с укоризной посмотрел на наемника.
— Я бы и сам справился.
— Я заметил. — На тонких губах Марко блуждала улыбка.
Старика затащили в пахнущий бензином сумрак и кинули за какой-то бочкой. Затем, под руководством Черного Быка бойцы принялись осторожно заносить вовнутрь ящики со взрывчаткой.
Веллер повернулся к Кэт.
— Мы пойдем.
— Конечно, как и договаривались! — Смотреть на Катрин было тяжело, но колоссальным усилием воли моонструмец заставил себя не отвести взгляд, хотя жег похлеще огня. — Мы вас будем ждать.
— Хорошо.
Да только Веллеру совсем не было хорошо. Хотелось что-то сказать, и Кэт заметила его состояние, приготовилась слушать, но наемник промолчал. Пожевал губами и пошел прочь, следом за братом и Войцехом, разряженным в форму инквизиторского офицера. Анджей, до этого отсиживавшийся за спинами бойцов, неожиданно засеменил за троицой наемников и лжеофицером.
Странное дело, но на карте все было просто, но уже через пару сотен метров они окончательно заблудились в бесконечной череде одинаковых бараков. Одно и то же, поворот за поворотом — база удручала своим единообразием. Стоит ли удивляться столь тоскливым физиономиям местных обитателей?
— За Веру и Отечество! Ищите что-то, панове?
Очередной обладатель скучного облика появился словно из-под земли: типичная архивная крыса, щупленький, маленький, на носу — очки в роговой оправе с обкрученной тонкой проволокой поломанной дужкой. Пыльный, не черный, а уже практически серый мундир. Только руки лихо вцепились в массивную пряжку, натертую до болезненного блеска.
— Ищем. Ангар номер тридцать семь восемьдесят, не знаете ли где такой?
— Да тут недалеко. Пройдите… — Очкарик замолк, уставился на штандарт-майора. — а вы, собственно, откуда? Пополнение?
— Именно — недавно прибыли по распоряжению.
— А откуда? — Очкарик оказался навязчиво въедлив. — Часть? Полк?
— Э-э…
— Я знаю все подразделения Черной Стражи! — нарочито спокойно сказал «крыса». А глазки-то! Глазки блестят подозрительно — настоящая крыса! Такому не во вред и в рыло двинуть. Что, собственно, Марко, взявший на себя неофициальные обязанности специалиста по кулачному бою во время данной операции, не преминул и сделать. Только коротко крякнул:
— Зря!
Коротко, без замаха ударил.
Очки, расколовшись на две половины, полетели в пыль, «крыса» туда же. Сел, удивленно хлопая близорукими глазками. Дальше события развивались по давно заведенному порядку.
Мордой в землю. Ствол в затылок — и исчезает всякое желание противоречить обладателю автомата. И полные штаны желания сотрудничать.
— Веди! — Марко ткнул очкарика в спину тупорылым «Аколитом».
Щуплый быстро нашел необходимую постройку. Ангар номер тридцать семь восемьдесят совершенно ничем не отличался от остальных бараков: черная половинка здоровенного оцинкованного цилиндра, уложенная на землю. Только табличка чем-то отличала его от остальных. А на двери здоровенный замок — такой панцирного вепря на цепи удержит.
— Ключ?
— У меня его нет!
— А прикладом в рыло?
Марко умел быть убедительным, и, каким-то чудом, ключи все-таки отыскались…
Длинные полки тянулись в пыльную темноту, терялись в туманной мгле. Отыскать бы искомый лот…
Здесь, наверное, собиралось все, что могли отыскать на территории Сан-Доминики. Останки давно минувшего времени. Детали неведомых механизмов, полуистлевшие от времени книги, рассыпающиеся в прах от малейшего прикосновения, диковинные брошюры на глянцевой бумаге, потускневшие со временем, но сохранившие практически первозданное качество. Выглядывали с полок мутные зрачки потухших мониторов и телевизоров. Названия эти мало что говорили непосвященным, только позабытые легенды рассказывали про то, как когда эти диковинные коробки могли показывать то, что существовало далеко отсюда, где-то в районе человеческого воображения.
Странное дело, но в окружении всего этого антиквариата Веллер испытывал чувство, сродни священному трепету, хотя успел вскрыть уже немало схронов и «консерв» довоенного времени. Но с каждым разом он поражался мощи человеческого разума, породившего подобное. Что из сего воспроизводилось сегодня? Жалкие крохи, ничтожные по сравнению с достижениями трехвекового прошлого.
— Куда дальше? — Кажется, но очкарик вроде как осмелел.
— Отдыхать! — И прикладом по затылку — «крыса» осела на пол.
Лот нашелся близко — даже далеко ходить не надо было. А в нем, в картонном ящичке с блеклой печатью Черной Стражи, истертый за основания кожаный офицерский планшет. Кожа отваливалась кусками, когда его открывали.
Добыча была невелика: искомый белый прямоугольник с длинным цифробуквенным кодом, залитый пластиком и старинная карта, еще довоенная, если глядеть по языку, правда, состояние было довольно неплохое.
Бравая четверка уже возвращались обратно, как невдалеке грохнуло, и тоскливо завыла сирена, затянула погребальную песнь на одной, вопящей ноте, пробирающей до самых костей.
— А не слишком ли рано? — То, что Войцех был недоволен, это еще мягко сказано.
