– Это еще почему?
– Гробница больше не даст вам власти над соседними племенами. И боюсь, скоро сюда придут новые мстители, – Зигфрид кивнул в сторону амазонок. – Они не простят вам многих лет унижений и страха.
Исты тихо переговорили, и крепыш снова вышел вперед.
– Мы уйдем, – сказал он. – У нас своя дорога, с Фортом и Кремлем нам не по пути.
– Это ваш выбор, – кивнул Зигфрид.
– Пусть трое суток никто не идет по нашим следам, – добавил крепыш.
– Могу гарантировать лишь сутки, – сказал вест. Кивнул в сторону амазонок. – Они жаждут мести за своих сестер. Скоро сюда подойдут и другие. Так что времени у вас мало.
С вершины Гробницы они наблюдали за вереницей черных фигур, уходящих на северо-восток, к бледной полоске Ярославского шоссе. Исты выбрали свою дорогу. Каждый волен выбирать собственный путь – пусть даже иногда, на редких развилках, как считает мудрая Ба. Все же лучше, чем единственная укатанная колея.
– Вот ты и свершил свою месть, – произнес Книжник. – Стало тебе от этого легче?
– Нет, – Зигфрид сокрушенно покачал головой.
– Вот видишь, я всегда говорил: смерть человека не приносит счастья, даже если это смерть твоего врага…
Зигфрид странно поглядел на него, приподнял брови, сказал:
– Мне стало бы гораздо легче, если бы я проткнул мечом его гнилое брюхо, провернул клинок для верности – и увидел, как он харкает кровью, как гаснет его тухлый взгляд. А так – только пшик, облачко дерьма в атмосфере – и никакой радости.
Слова застряли у Книжника в горле.
Сколько ни водись с вестом, а понять его все не выходит. Потому как весту – вестово, а кремлевскому – кремлевское. И тут уж остается как-то мириться друг с другом. Всем нам нужно мириться друг с другом. Хотя бы чтобы просто уживаться на этом свете.
Вот, как с этой страшной с виду крысособакой. Если уж с ней удалось ужиться, то и люди как-то сумеют однажды договориться.
Хоть когда-нибудь.
– Ну что, Грымза, – потрепав мутанта за уродливое ухо, сказал Книжник. – Помнишь обратную дорогу?
Грымза вильнула в ответ длинным крысиным хвостом. И тявкнула. Совсем по-собачьи.
Он снова и снова перелистывал древнюю записную книжку. Послание мертвого майора не давало покоя. Здесь было множество запутанных сведений, некоторые из которых обещали серьезные открытия – для него, для всех людей Кремля. Тот, кто писал эти строки, знал, что такое настоящая беда, и всеми силами пытался донести до людей свои чувства. Но разве кого останавливали от глупости и преступлений чьи-то уговоры, доводы, мольбы? Нет, люди не желают останавливаться в самой своей излюбленной забаве – истреблении себе подобных.
Книжник листал пожелтевшие страницы, ловя странные, непонятные фразы, слова, отсылки и намеки – такого не найдешь ни в какой книге. Здесь была настоящая жизнь – забытая, страшная, оборванная лютой войной.
Чья-то тень легла на страницу. Вздрогнув, Книжник поднял взгляд. Большая, красивая бабочка сидела на уголке записной книжки. Хлопнула крыльями – и полетела. Парень огляделся – недоуменно, как в первый раз. Здесь тоже была жизнь. Но совсем другая.
Реальная. Как эта прекрасная бабочка, что порхает в свежем, ароматном воздухе…
– Ох, ты ж…
Зеленая мерзкая тварь молниеносным движением слизнула прекрасное создание и теперь с аппетитом хрустела нежными крылышками. Парень тихо рассмеялся. По возвращении Чащоба уже не казалась ему тем жутким растительным адом, как по пути сюда – по пути в неизвестность. Наверное, потому что больше всего пугают не реальные угрозы, а именно неизвестность – мутная, вкрадчивая, подлая.
Тихо подбежала Травинка – легкая и свежая, как все жители Чащобы. Как бы совместить технологии, все еще оставшиеся в мире, и удивительные свойства этого леса? Глядишь, можно было бы очистить Землю от скверны, и попытаться все начать заново…
– Тебя Ба зовет, – сообщила девочка, с интересом разглядывая предмет в его руках.
– Хочешь посмотреть? – парень протянул ей записную книжку.
– Не, – девочка покачала головой. – Страшно.
Семинарист кивнул. Действительно страшно. И зачем он сам лезет туда, где страшно? Чего ему не сидится дома, в Кремле?
В доме у Ба все было по-прежнему. Хозяйка, как обычно, перебирала лесные травы, да варила свое пахучее варево.
– Звали, Ба? – вежливо спросил Книжник.
– Проходи, проходи, дорогой друг, – добродушно сказала женщина, внимательно глядя на парня. – Говорят, скоро назад, в город свой отправишься?
– Да уж пора, – вежливо улыбнулся Книжник. – У вас хорошо, да ждут меня там, в Кремле. Я, как-никак, княжий советник.
– Не хотела тебе говорить, – Ба прикусила губу, с сомнением глядя на парня. – Ну, да ты сам решай.
– Что – решай? – немного опешил Книжник.
– Видела я кое-что… – лицо Ба помрачнело.
– Видели – что?
– Ты вроде как не хочешь знать будущего?
– Да, не хотелось бы.
– Думаешь, так спокойнее?
– Пожалуй.
– Ну да, ну да… – кивнула Ба. И молча продолжила перебирать свои травы.
Книжнику стало не по себе. Предчувствие холодком пробежало по хребту, кольнуло в сердце.
– А если я… – неуверенно проговорил он. – Одним глазком…
– Подойди к котлу, – незнакомым, жутковатым голосом сказала Ба.
Книжник подошел.
– Смотри!
Он уставился в бурлящее варево.
– Что-то я ничего…
– Смотри!!!
И он увидел. И отшатнулся, ударившись спиной о дверной косяк.
– И это… И это правда? – прохрипел он. – Так и будет? И ничего нельзя изменить?!
Он чувствовал, что обливается холодным потом, и уже ощущал, как подкрадывается к сердцу ледяная, костлявая рука смерти.
– Так и будет, – тем же голосом ответила Ба. – И ничего нельзя будет изменить… – она помолчала немного, все больше мрачнея.
И вдруг рассмеялась – самым обычным, а вовсе не демоническим смехом:
– Так будет, если решишь уходить завтра с утра. Так уж складываются пути. Уйдешь, как запланировал, – жди беды.
– Что это значит?!
– Это значит, что не всегда нужно все по плану делать. Просто останься еще на пару дней. Отоспишься, отъешься, сил наберешься. Да и Травинка хотела твои истории послушать. Уж больно они ей нравятся.
– Так это из-за Травинки я только что чуть со страху не помер? – возмутился Книжник.
Ба поглядела на него, склонив голову, и сказала с улыбкой:
– Не твоя это судьба – помереть со страху. Много у тебя впереди дел – больших и маленьких, важных и не очень. А потому не испытывай судьбу – иди, отдыхай.
Уже на воздухе он окончательно избавился от наваждения и снова поглядел на древнюю записную книжку в руках. Дыра от пули в толстой обложке напомнила о том, что судьба все еще хранит его от беды. Может, и вправду – для каких-то важных дел.
